Рядом с дочерью Дунгара шла ее подруга Сэмджид. Они почти ровесницы. Сэмджид старше всего на два года. Это коренастая, крепко сбитая девушка с широкими скулами и крупным приплюснутым носом. Большие продолговатые глаза и полные губы не оставляли сомнения в том, что перед вами чистокровная бурятка. И одеты девушки были совсем по-разному. Дочка гулбы носила юфтевые сапожки на коже, а Сэмджид — мягкую обувь, так называемые бойтоки, из сыромятной кожи, прикрученные к ногам ремешками. У себя на родине девушки едва замечали друг друга, но за время долгого пути успели подружиться.
Позади передового обоза тащился остальной караван — восемь айлов[2], доверившись гулбе, отправились в поисках лучшей доли в соседнюю Монголию. Дорога всех измотала, и босые люди молча шагали за своими повозками, невесело размышляя о том, что их ждет на новом месте. Замыкали караван собаки да домашний скот. Отощавшие и побуревшие от весенней линьки животные понуро плелись за повозками.
Размытая весенними водами дорога, по которой двигался караван, то и дело петляла. По обеим сторонам ее насколько хватал глаз тянулась степь, покрытая желтой прошлогодней травой.
Близился полдень. Дунгар, долгое время ехавший с опущенной головой, выпрямился, внимательно оглядел окрестности. Вдали виднелся невысокий горный перевал, местами поросший сосняком. Еще дальше, за перевалом, синели горы. Слабая улыбка тронула губы Дунгара. Скоро Онон! Гулба натянул поводья.
— Балджид, позови-ка Чойнхора! — сказал он дочери.
Обоз остановился. Жена гулбы очнулась от дремоты.
— Что случилось? Где мы?
— Ничего, — буркнул гулба. — Хочу Чойнхора вперед выслать, пусть разведает местность.
— Чойнхор-аха[3]! А, Чойнхор-аха! Идите скорей, вас отец зовет! — высоким, пронзительным голосом закричала Балджид.
От погонщиков отделился молодой загорелый парень лет двадцати, с острым взглядом прищуренных глаз. Черная баранья шапка его была заткнута за пояс, ворот дэли[4] распахнут, за спиной — берданка. Он пришпорил коня, и тот стремительно помчался вперед, разбрызгивая тяжелую грязь. На минуту всадник остановился подле ламы Цэрэнбадама.
— Что это у нашего ламы такой кислый вид? Неужто почтенный лама, подобно нам, смертным, испытывает голод? — насмешливо спросил Чойнхор и широко улыбнулся, обнажив короткие желтоватые зубы.
— Да уж я не чета тебе, обжора, привык подолгу поститься. А ты только и думаешь о том, как бы поплотнее набить брюхо. — Лама презрительно поморщился.
Тут на глаза Чойнхору попалась Балджид. Он украдкой окинул ее взглядом, но, заметив, что за ним наблюдает гулба, смутился.
— Где ты там, Чойнхор? Поезжай на перевал. По-моему, за перевалом должен быть Онон. Если это так, подай знак. Если нет, разобьем где-нибудь поблизости дневную стоянку.
Чойнхор ускакал, а Дунгар, спрыгнув с ходка, с удовольствием размялся — тело ныло от долгого сидения — и раскурил трубку. Подтянувшийся караван тоже остановился. Несколько мужчин подошли к Дунгару.
— Неужто скоро конец пути? Пора бы, совсем измаялись в дороге.
— Благодаря вашим заботам, уважаемый Дунгар, мы благополучно прибыли на место.
— Вы, гулба, да бурхан[5] — вот и все наши благодетели.
Разговаривая, Дунгар неотрывно следил за Чойнхором. Добравшись до перевала, тот туго натянул поводья и изо всех сил замахал шапкой. Сомнений не оставалось — за перевалом был Онон! Дунгар проворно вскочил в ходок.
— Ну, Хандуумай, радуйся! — закричал он. — Прибыли на Онон!
У Балджид не хватило терпения ехать вместе со всеми, и, раздобыв коня, она помчалась вперед.
— Эй, дочка, остерегайся этого разбойника Чойнхора! — крикнула ей вслед мать.
— Ну чего ты раскричалась? — сказал Дунгар жене.
— А ты разве не заметил, какими глазами этот парень глядит на нашу дочь? — возразила Хандуумай. — Нехороший у него взгляд, бесстыжий. Чойнхор — неровня Балджид, и нечего ему на нее глаза пялить.
Она хотела еще добавить, что Чойнхор вообще человек ненадежный, недаром по дороге он то и дело сворачивал в лес — зачем бы это? Но, чувствуя безмолвное раздражение мужа, не стала продолжать разговор. А мог ли Дунгар оставаться спокойным? Известное дело — воспитанием дочери занимается мать. Но правильно ли жена наставляет Балджид? Не внушает ли ей излишнее высокомерие? И так люди сплетничают, что жена прижила дочку, шляясь в молодости по Харбину да Хайлару. Дунгару тяжело было смириться с этим, но, к сожалению, основания для подобных сплетен были. Прежде Дунгар терзался ревностью, но с годами, поняв, что других детей у них с Хандуумай никогда не будет, смирился. Что поделаешь, надо растить эту девочку, чтобы было кому оставить дом и очаг.