— Умирает? Она?.. — пробормотал лорд Эвальд, иронически улыбаясь.
— Да, умирает, чтобы доставить своему избраннику истинное счастье воскресить ее.
— Весьма любезно с ее стороны! — отозвался все так же шутливо лорд Эвальд.
— Так вот, когда она становится неподвижной и не открывает глаза, достаточно небольшого количества очень чистой воды и нескольких таблеток или пастилок, чтобы вернуть ее к жизни. Но поскольку в таком состоянии у нее недостало бы сил принять их самой, необходимо прежде всего подать ток от гальванической батареи на перстень с турмалином, который она носит на среднем пальце. Этого будет достаточно. Открыв глаза, она сразу же попросит чистой воды. Нужно твердо помнить, что вода в хрустальном сосуде у нее внутри, застоявшись, приобретает неприятный металлический привкус, поэтому ни в коем случае не забывайте добавлять в чашу, из которой она будет пить, некоторые реактивы — их название и дозировку вы тоже найдете в руководстве. Они мгновенно воздействуют на помутневшую, приобретшую лиловатый оттенок воду. Затем конец провода вы присоединяете к черному алмазу на мизинце Гадали (то есть к камню, прерыватель-распределитель которого настроен таким образом, что подает ток, способный в одну секунду накалить добела платиновый стержень), после чего опускаете электрод вашей портативной батареи, поднятый на время подключения провода. Не забывайте при этом пользоваться разрядником.
Вам, очевидно, известно, что стекло, закаленное даже обычным способом, может выдержать температуру плавления свинца. Мое же стекло и при толщине вдвое меньшей, чем толщина стенок того сосуда, что помещается между легкими андреиды, выдержало бы температуру, при которой плавится платина. Так вот, тепловая энергия, передаваемая через черный алмаз, такова, что температура внутри этого сосуда мгновенно повышается приблизительно на четыреста градусов, и этого достаточно, чтобы стерилизованная вода тут же испарилась. С другой стороны, уже упоминавшиеся мною реактивы, воздействуя на мельчайшие частицы металлоидов, которыми окрашена жидкость, в несколько секунд разлагают их, превращая в нечто вроде мелкой, почти невесомой пыли. Еще секундой спустя, наша прекрасная Гадали начинает выдыхать легкие клубы бледного дыма, слегка окрашенного этой пылью и издающего лишь запах кипящей воды с еле ощутимым ароматом того розового масла, о котором я вам уже говорил. За шесть секунд сосуд полностью очищается. Гадали выпивает тогда большую чашу прозрачной воды, проглатывает несколько пилюль, о которых у нас шла уже речь, становится снова живой, как мы с вами, и готова повиноваться всем своим перстням и жемчужинам, подобно тому как мы уступаем всем нашим желаниям.
— Как! Ее уста выпускают клубы дыма? — спросил лорд Эвальд.
— Совершенно так же, как это происходит у нас с вами, — ответил Эдисон, указывая на незажженные сигары. Только у нее во рту не остается ни единого атома дыма, ни следов металлической пыли. Ток в одно мгновение поглощает и рассеивает их. Впрочем, будем считать, что она курит наргиле, если вам так важно это оправдать…
— Я заметил у нее на поясе какой-то кинжал?
— Да, это оружие, удар которого никто не властен отразить, удар, нанесенный им, смертелен. Гадали пользуется им для защиты в случае, если кто-нибудь, в отсутствие ее властелина, вздумал бы злоупотребить ее кажущимся сном. Она не прощает ни малейшей обиды. Она признает лишь одного своего избранника.
— И однако, — сказал лорд Эвальд, — она же не видит?
— Ба! Кто это может знать? — отвечал Эдисон. — Разве сами мы так уж хорошо все видим?.. Во всяком случае, она угадывает. Повторяю, Гадали — неопытное дитя, немного мрачное; не зная страха смерти, она легко может причинить ее другому.
— Выходит, первый встречный не мог бы отнять у нее это оружие?
— Вот этого, — смеясь, сказал Эдисон, — я не посоветовал бы не только всем геркулесам мира, но и всем представителям фауны земли и моря.