— Я готов помочь вам.
— Спасибо. Не нужно.
— Все-таки… Что может подумать человек, если женщина одна сидит на обочине дороги? С вашей машиной что-нибудь случилось? Или вы плохо себя почувствовали?
— Вы проявляете трогательную заботу обо мне.
Он все смотрел по сторонам, никак не мог поверить, что я одна. Соскочив с мотоцикла, подсел ко мне.
— Вы и вправду одна здесь?
— Нет.
Он опять стал оглядываться. Я поднялась с земли и села в машину. Тогда он подвел свой мотоцикл к моему окошку.
— Вы же сказали, что не одна здесь, — пробормотал он, видя, что я завожу мотор.
— Конечно, ведь я была в вашем приятном обществе.
Услышав, как он ядовито прошипел мне вслед: «Глупая курица!» — я покатила по шоссе.
Вскоре у шлагбаума мотоциклист догнал меня и, подъехав вплотную к машине, пробурчал в окно:
— Послушайте, с чего это вы нахальничать со мною вздумали?
— А вы и не догадались? Я ждала вас на дороге, знала, что вы проедете мимо. Ждала пять часов и прождала бы еще пятнадцать.
Меня забавляло, что он так злится. Он страшно злился, лицо у него покраснело, и, не находя других слов, он продолжал хамить:
— Погоди, ты еще обожжешься. Уж я-то понял в чем дело. Ты что ж, простачка на шоссе ловишь?
Бедняга, он не мог простить себе, что упустил такую прекрасную возможность. Я посмеялась при этой мысли, но тут шлагбаум поднялся, и я покинула мотоциклиста. Некоторое время он старался догнать меня; на шоссе было пусто, и я даже подумала, не помахать ли ему на прощанье носовым платком, но мне стало лень искать платок. Потом я приехала в Эстергом, поколесила немного по городу и зашла в какую-то кондитерскую с садом, где долго и без всякого удовольствия ела мороженое и ругала себя за то, что так глупо сбежала от Иштвана Сабо. Пожалуй, неплохо было бы, если бы тут со мной оказался сейчас человек, с кем можно поболтать или хоть помолчать, на худой конец. Близился вечер, народу в саду, прибывало; конский каштан и липа давали приятную тень. За столиками сидела почти сплошь молодежь — юноши, студентки, возвращавшиеся с работы девчонки, среди которых было много дурнушек, толстых, неуклюжих, неряшливых, но все они отличались большой самоуверенностью и беззаботно веселились, довольные тем, что могут провести свободное время с друзьями, и только я сидела одна; парни постепенно перетащили к себе все стулья от моего столика. Посетители ели пирожные и мороженое, потом запустили проигрыватель, и начались танцы. Музыка была плохая, унылая, но молодежь усердно танцевала, смеялась, — все веселились, а мне казалось, будто я барахтаюсь в реке глубоко под водой с открытыми глазами и вокруг плавают рыбы. Я их вижу, могу к ним подплыть, но зачем? Ведь это рыбы, а они мне совершенно безразличны.
«Интересно, что сейчас делает Иштван Сабо? — подумала я. — Наверно, вернулся в деревню, переоделся и поехал на Дунай поработать веслами, как он говорил. Но сначала дядя Морж и мальчишка-механик многозначительно на него посмотрели, и он сразу покраснел. «Скорая победа», — сказал, должно быть, дядя Морж или мальчишка. Но Пишта только отмахнулся от них, сел на мотоцикл и…»
Дальше этого моя фантазия не шла. Как я ни старалась представить себе Пишту и вообразить, что он сейчас делает, это мне не удавалось.
«Да, верно, танцует с одной из таких вот девчонок где-нибудь на берегу Дуная и морочит ей голову, — в конце концов подумала я. — А впрочем, это его дело». И, сев в машину, я поехала дальше.
6
А к вечеру я вернулась домой. Как провести остаток этого знаменательного дня, дня моего рождения, я не знала; впрочем, какая разница, по сути дела, все дни похожи один на другой.
При виде меня Аннушка растерялась, всплеснула руками. Я сразу поняла, что к ней пришел жених, — обычно она не так встречала меня.
— Вы уже приехали, Эва? А господин Перени говорил, что вас не будет несколько дней. Он тоже уехал куда-то. Попросил меня найти ему такси и укатил. С вами ничего не стряслось?
— Нет. Дайте мне, пожалуйста, поесть.
— Сейчас соображу что-нибудь…
Не успела она уйти в кухню, как зазвонил телефон.
— Скажите, Аннушка, что никого нет дома.
Она подняла трубку и сказала, что никого нет дома.
— …Нет, к сожалению, она вернется только через несколько дней. Да, конечно, она уехала.
— Спрашивали вас, — заявила Аннушка, положив трубку.
— Кто?
— Он назвался Иштваном Сабо.
— Ах, какая я дура! Просила вас скрыть, что я дома.
— Я так и сделала…