Я вся была ясная и чистая, как горный ручей, и чувствовала, что голова у меня тоже была ясной, хотя я здорово накачалась.
— Скульптура имела успех, — сказала я Бенце.
— И ты, — галантно ответил он. — Твой успех превзошел успех скульптуры. Сегодня на рассвете я взглянул на тебя и понял, что она не совсем мне удалась.
Он не спускал с меня выжидающего взгляда, жаждал услышать похвалу, но я молчала. К чему все это? После многолетней совместной жизни у меня с ним осталось так мало общего, лишь тонкая ниточка связывала нас теперь. Стоя у открытого окна, я потянулась и почувствовала прилив уверенности в себе. Вернее, чудовищную самоуверенность, вообразила, что способна творить чудеса. Вот уже несколько дней я хандрю и тоскую, спокойно думала я, в то время как от меня, исключительно от меня зависит, чтобы сбылись мои желания. Сейчас я лягу, отосплюсь, встану бодрая, и начнется в моей жизни что-то новое, пока еще неведомое.
Лежа в кровати, я слышала сквозь сон, как Бенце бормотал, что он внесет в скульптуру какие-то поправки, но мне лень было отвечать ему.
Разбудило меня яркое солнце. Бенце стоял в дверях мастерской, будто и не ложился вовсе, проработал всю ночь. Вежливым, извиняющимся тоном он попросил меня взглянуть на исправления.
— Знаешь, я заметил, ноги… лодыжки… были грубовато слеплены…
Я посмотрела на статую, со вчерашнего дня в ней ровно ничего не изменилось, хотя следы свежей глины говорили о том, что Бенце работал над скульптурой. Не подарить ли мне ему счастливый денек? Я подмигнула мужу и расцеловала его.
— Ну вот и отлично! Честно говоря, я молчала, чтобы не портить тебе настроения, хотя кое-что в скульптуре задевало мое самолюбие.
— Конечно… я так и думал… — пробормотал он, сияя от счастья.
Он устремил на меня испытующий взгляд, чтоб убедиться в искренности моих слов, но уловил лишь одно: что я благодушно настроена. И быстро успокоился. Принялся ласкать, теребить меня, и я поняла, что он спокоен и весел.
Я словно кобыла для него — вспомнила я свое вчерашнее сравнение, но лишь засмеялась и, вырвавшись из рук Бенце, пошла принимать ванну. Потом выпила очень крепкого кофе и, не попрощавшись с мужем, села в машину. Поеду в Пилиш! Мне нравится этот парень, и надо проверить, насколько он мне нравится. Посмотрим.
На повороте я чуть не задавила Тибора. Здорово припугнула я его вчера. Впрочем, теперь я ничуть на него не сердилась. Узнав меня, он поклонился, я даже посадила его в машину. Он спросил, куда я еду.
— Не скажу, вы сплетничаете, как старая баба. Еще наплетете что-нибудь на меня.
Он стал возражать. Сказал, что сплетничает, как мужчина, а не как баба: распускает только ложные слухи. Распространять о ком-то правду — подлость, а неправду — гуманный, дружеский поступок. Я, мол, могу открыть ему любой свой секрет, потому что он меня не выдаст и будет чисто по-мужски возводить на меня небылицы. О женщинах и не придумаешь ничего такого, что могло бы им повредить, дурная слава для них — добрая слава, ведь при плохой репутации мужчины липнут к женщине, как мухи к меду.
— О вас, например, я еще утром распространил слух, что молодой механик, который был вчера у вас в гостях, ваш новый любовник и вы содержите его на деньги мужа, — хотя я знаю, тот еще не стал вашим любовником. А если он действительно станет им, пожалуйста, предупредите меня, и я немедленно покончу с этой сплетней и изобрету новую.
Сколько правды было в его словах, не знаю, но я отчасти ему поверила.
— Вы и в самом деле распустили такую сплетню?
— Конечно. Вы вполне заслужили эту месть. Но, как видите, я действовал честно, на основе моих принципов.
— Ах, нет, если исходить из ваших принципов, то вы действовали нечестно, — в раздумье сказала я. — Он и вправду мой любовник, и потому нельзя было распускать такой сплетни.
— Нет, пока еще он не стал вашим любовником, — возразил Тибор. — При взгляде на женщину это можно определить безошибочно. Я, по крайней мере, никогда не ошибаюсь. Вполне вероятно, что вы сейчас едете к нему. Но сегодня утром, когда я начал разносить сплетню, между вами еще ничего не было. Если вы действительно направляетесь к нему, то сначала зайдите ко мне.
— К вам? Зачем, Тибор? Вы хотите предварительно дать мне урок?
— Нет. Я же вижу, вы еще не совсем разобрались в своих чувствах. А на первое серьезное любовное свидание нельзя приходить изголодавшись. Сначала надо по возможности… насытиться, проведя время с нейтральным третьим лицом. Во всяком случае, я всегда так поступаю, и мой метод вполне себя оправдывает. Таким образом, человек избегает ошибок: когда он голоден, ему кажется, что предстоящая встреча — огромное событие в его жизни, а на самом деле просто организм требует своего. И потом, если речь идет о чем-нибудь поистине серьезном, невредно бывает сравнить… Вот видите, какой я человек. Ведь то, что я предлагаю, в сущности, жертва с моей стороны. Я рассмеялась.