У меня совсем не было аппетита, ком стоял в горле, и я нехотя ковырялась в тарелке. Пишта, как я заметила, тоже ел мало, оба мы чувствовали, что пережитое потрясение сильно сблизило нас.
— Мне кажется, — сказал он, — ты с самой юности была для меня идеалом женщины. Как непосредственно, просто держится она с людьми, думал я, и вместе с тем на каком-то отдалении. Знаешь, я твердо верю, ты будешь моей, и только моей. Вот увидишь… И ты смелая. Когда ты надсекала ножом свою ранку, я увидел перед собой ту самую девушку, о которой всегда думал: да, она твердо знает, что делает, и не позволит судьбе играть собой. Вот почему и еще по тысяче других причин я полюбил именно тебя.
Я с благодарностью погладила его по щеке.
— Видишь ли, у меня была мысль прожить несколько лет в провинции. Может быть, много лет. Ты потом убедишься: я неплохо знаю свое дело. С детства полюбил я копаться в моторах. У меня на них нюх, и других я могу научить обращаться с машинами. Поэтому я решил уехать в провинцию. Но теперь об этом еще надо подумать. Тебе там, наверно, не найдется подходящего дела. Такого, чтобы удовлетворяло тебя.
Я молчала. Его планы были так нереальны.
— Пишта, не будем загадывать далеко, — сказала я чуть погодя. — Ты говоришь так, будто собираешься завтра идти со мной расписываться.
— Я знаю, что ты уже десять лет замужем.
— Девять, но все равно.
— Поэтому мне легче приноровиться к тебе. Конечно, самое разумное рассказать тебе, как сильно я тебя люблю, но мне кажется, я только это и делаю. Я поеду туда, где тебе будет лучше.
— Скажи, чем я могла бы заняться? Скажи. Я впервые задумалась сейчас об этом, потому что после замужества ничего не делала. Просто жила. Пожалуй, из меня получился бы совсем неплохой меблировщик, — рассуждала я, — но хорошо обставлять квартиры я смогла бы только тем, у кого сходный с моим вкус. Возможно, из меня вышел бы модельер, но с чего начать? Ведь я не смыслю в этом деле. Нет, сразу не решишь, кем я могу работать, сейчас мне больше ничего не приходит в голову. Да и в чем я разбираюсь? Закончила три курса университета, но нельзя же продолжать занятия после девятилетнего перерыва. Надо начинать сначала, но теперь уже поздно. Впрочем, даже если бы мне представилась возможность продолжать учиться, — хотя такой возможности нет, — я должна была бы стать врачом, то есть посвятить себя делу, к которому у меня совсем не лежит душа.
— А как ты вышла замуж? Или тебе не хочется говорить о своем замужестве?
Я повела плечами.
— Наверно, я не сумею рассказать правду. Слишком много времени прошло с тех пор. Очевидно, теперь я стала смотреть на вещи совсем иначе… Во всяком случае, в те годы я интересовалась изобразительным искусством… да и сама пыталась к нему приобщиться… так, по-дилетантски… и моему самолюбию льстило, что Бенце… в общем, я тогда уговорила себя, что выхожу замуж за гения, и это было чудесно. Я обхаживала его, всячески баловала, а ему только того и надо было… Так проходил год за годом. Вчера я испугалась, оказавшись лицом к лицу со словом «любовь»… Вероятно, я ждала тебя очень долго. И теперь в растерянности, я понимаю, встреча с тобой для меня нечто большое, прекрасное, но тут возникают такие сложности… проблемы, которые надо решать… а я о них и думать позабыла. Я рада, очень рада встрече с тобой, знаю, что люблю тебя, но — не удивляйся — я трушу при одной мысли о завтрашнем дне.
— Ты трусишь? Глупышка моя. Ты и трусость несовместимы!
— Тут совсем другое. Змея, нож, скорость в сто сорок километров, прыжок со второго этажа, если нужно, — все это мгновенная реакция нервной системы. Я не боюсь людей, животных, сил природы, себя, тебя, а вот теперь я все-таки боюсь чего-то.
Мы оставили эту тему. Куда легче было говорить, о чем он подумал, увидев меня впервые, вчера вечером, и сегодня утром, то есть о вещах более определенных, ясных, понятных. Я болтала, сама не помню о чем. Потом вдруг спросила:
— А где ты живешь?
— Здесь поблизости. В Верешваре.
— И оттуда ты ездил на работу в Пешт?
— Да. Семь лет. Там маленький домик моего отца. В Пеште я все равно не получил бы квартиры.
— Я хочу поехать к тебе.
11
Домик, окруженный садом, очень мило и приятно выглядел снаружи, но оказался очень тесным внутри. Когда я переступила порог, мне все там понравилось, точно я попала в сказочное жилище карликов. Я распахнула все окна и дверь, чтобы не было душно, и огляделась по сторонам. Домик состоял из одной комнаты, кухни и какого-то коридорчика, как я потом узнала, перестроенного из веранды. В комнате стояли старая кровать, обитый бархатом, выцветший диван, стол, качалка, радиоприемник, этажерка с несколькими десятками книг. А кроме того, туалетный столик с трехстворчатым зеркалом, большая железная печь, гардероб, буфет. Комнатушка была забита мебелью до отказа, так что не повернешься, и я не могла даже представить себе, как жили в ней люди. На столе, тумбочке — там стояла и тумбочка — красовались вязаные кружевные салфетки, на кровати — покрывало ручной работы, на стене — семейный портрет, написанный масляными красками, — типичное творение бродячего деревенского художника. На картине были изображены усатый мужчина с раскосой женщиной и двумя детишками, один из которых, видно, и был Пиштой. Впрочем, из-за тесноты мне не удалось как следует разглядеть картину.