Ну а если человеку кажется, что он вот-вот полетит, тогда все в мире прекрасно.
1959
Перевод Л. Васильевой.
За все надо платить
Янош Тот наконец решился поговорить с агрономом — вот прямо сейчас возьмет, да и подойдет к нему. Но тут из-за угла дома во двор въехали две большие подводы, агроном сразу направился к ним, стал о чем-то спрашивать у возниц. Янош Тот ждал и ждал, и, пока он ждал, решимость его пропала. Нужно было раньше подойти, думал он, сейчас все было бы уже позади.
Наконец агроном освободился, и Янош Тот направился к нему.
— У меня к вам просьба, товарищ Каршаи.
— Давай выкладывай.
Агроном, молодой человек, черноволосый, с густыми бровями, длинноногий и большерукий, мог и накричать иногда, но в общем-то был хорошим, добрым парнем. Поэтому именно его и выбрал Янош Тот, в нем он был уверен больше, чем в других.
— Я хотел бы попросить до завтра, до утра, самое позднее до двенадцати часов… лошадь.
— Лошадь? — удивился агроном и внимательно поглядел на Яноша. — Зачем она тебе?
— Понимаете, мне съездить надо. Я бы мог и на велосипеде, но сейчас такая грязь, мне просто не доехать на велосипеде.
Агроном почесал в затылке.
— Выходит, я должен дать тебе госхозную лошадь? Тебе, поди, и седло понадобится?
— Да, и оно тоже…
— Куда ехать-то?
— В Кишмагош. Чуть дальше него.
— Так это ж километров двенадцать.
— Пятнадцать.
Янош помолчал немного, а потом у него вдруг вырвалось:
— Там танцы будут в Доме культуры.
Агроном даже выругался от неожиданности.
— Ну и дела, ты бы хоть не говорил этого. И я должен давать тебе лошадь, потому что тебе танцевать приспичило? Из-за каких-то танцулек лошадь тридцать километров по грязи гонять? А чем ты будешь кормить ее вечером? И утром?
— Это уж моя забота. — В голосе Яноша слышалось нетерпение. — Я с собой торбу возьму.
Агроном задумался. Вытащил сигарету, закурил.
— Надо было тебе говорить, что на танцы собрался? Сказал бы, что в больницу кого-нибудь повезешь…
— Мне не в больницу надо, — Янош Тот запнулся, глотнул воздух, — потому и сказал…
— Девушка там, в Кишмагоше?
— Да.
— И ждет тебя, конечно?
— Не знаю… я сказал ей, что приеду в субботу.
— Понятно.
Агроном посмотрел куда-то вдаль. Странная просьба. Разумеется, он мог дать парню лошадь, в воскресенье никто отчета за нее не потребует, и все-таки не положено это, особенно если учесть, для чего он ее берет. Правда, по такой грязище на велосипеде не доедешь, пешком тоже не дойдешь… может, дать ему лошадь, а то откажешь сейчас, — и он всю неделю, а то и больше будет сам не свой ходить.
— Ну, ладно. Какую лошадь берете?
— Если верхом… то на Пайкоше можно.
Агроном улыбнулся. Парень, ясное дело, хочет появиться перед девушкой на красивой лошади. А Пайкош как раз верховой конь.
— Ладно, берите Пайкоша, товарищ Тот. Я думаю, излишне напоминать вам, что лошадь надо беречь пуще ока… — Агроном снова улыбнулся и дал парню несколько советов.
Они еще немного поговорили, пожали друг другу руки, потом Янош, счастливый, пошел за лошадью, седлом и сбруей. А Каршаи вечером, посмеиваясь, рассказывал жене, как Яношу захотелось покрасоваться перед своей девушкой верхом на лучшей лошади госхоза и что он разрешил парню взять Пайкоша.
Жене вся эта история не понравилась. Она вообще была не в духе, может потому, что младшенький горшок опрокинул, может, еще из-за чего, во всяком случае, благодушное настроение мужа никакого отклика у нее не вызвало.
— За его ухаживания тебе расплачиваться придется, — сказала она хмуро.
А Янош Тот после обеда оседлал лошадь и отправился в Кишмагош. Там хорошенько покормил ее, очистил от грязи — для этого в торбу с овсом он и щетку положил, потом привязал ее и весь вечер, уже ни о чем не беспокоясь, танцевал со своей девушкой, а после танцев проводил ее — третий хутор от Дома культуры. Уже начало светать, звезды стали гаснуть, когда Янош в прекрасном, радостном настроении решил отправиться в обратный путь.
Расставаясь, они договорились, что Янош на следующей неделе познакомится с ее родителями. Все складывалось как нельзя лучше. И Янош, счастливый, уже хотел возвращаться домой, но тут вдруг обнаружил, что лошади нет.
За Домом культуры был сделан навес. Под ним Янош и привязал лошадь. И седло и чепрак — все было там, где он их оставил, но лошадь исчезла.
Под навесом лежала и солома, и тыква, наполовину съеденная, которую он под покровом темноты сорвал где-то поблизости, но вот лошади, лошади нигде не было.