Несколько минут он мучительно соображал, что теперь делать. Он-то думал, что последним конокрадом был Шандор Рожа[3], а тот жил лет сто назад, если не больше. Кто же теперь ворует лошадей? И что делают с ворованной лошадью? Местный житель не мог ее украсть — тут все видели, кто на ней приехал, вор и дня ее у себя не продержит. И продать тоже не сможет… нет на нее паспорта… ничего не сможет он с ней сделать.
— Тогда зачем украл?
Но над этим вопросом Янош размышлял недолго, его терзала другая дума: что ему делать без лошади?
Как он вернется домой в госхоз и как он скажет агроному Каршаи, что лошадь украли?
Хорош же он будет, придя домой с седлом на плече!
Но если лошадь украли, вор не мог далеко уйти. Так-то оно так. Да где ее искать?
Дом культуры уже опустел, несколько подвыпивших парней еще околачивались тут, но они о лошади ничего не знали, даже не обратили внимания, была она под навесом или нет. Двери клуба заперли, заведующий ушел домой, а Янош стоял под открытым небом, на котором занималась заря, и ломал голову над тем, что ему делать.
Домой он не пойдет, это точно. Вот так, без лошади, предстать перед глазами агронома было немыслимо.
Седло, чепрак, попону он взвалил на плечо и пошел к ближайшему хутору, чтобы там все оставить. На хуторе еще спали, пришлось разбудить хозяев — Янош не так хорошо и знал их. Хозяин, пожав плечами, сказал, чтобы он положил все куда-нибудь, а потом уж отправлялся искать лошадь, но вот куда положить? Наконец отнесли все на конюшню.
Дверь в конюшню не запиралась, и Янош, снова оставшись один, подумал, раз уж так не везет ему в жизни, то и седло и попону украдут, пока он ищет лошадь.
И он решил, что убьет того, кто украл лошадь, убьет, не говоря ни слова.
А может, над ним подшутил кто?
Ничего себе шуточки! Да и кому бы это могло прийти в голову?
Подлее таких шуток ничего и придумать нельзя, за них и убить мало.
И вот двадцатилетний парень выходит ранним осенним утром на проселочную дорогу, оглядывается по сторонам: нечеткие очертания хуторов вдали, деревья вдоль дороги — и ничего больше. Где искать лошадь? Янош направился к ближайшему хутору, решил, что осмотрит все конюшни в округе, а потребуется, и силой заставит их открыть…
К полудню он побывал уже в десяти домах, перессорился со многими хозяевами, не очень-то им нравилось, что парень, принимая их за конокрадов, обыскивает их конюшни. Янош устал, был весь в грязи и голоден. Он целую ночь не спал, целый день не ел, знай только шлепал по грязи в своем выходном костюме. Начался моросящий осенний дождь. Янош промок, холодные струи текли ему за воротник, комья глины налипли на одежду. К утру он выкурил последнюю сигарету. Куда идти? Вокруг не было ничего, кроме раскинувшейся во все стороны степи да маленьких хуторков — а их сотни. Где, в котором из них может быть его лошадь? Куда мог пойти тот, кто ее украл?
Он даже подумал, что возьмет и повесится сейчас на дереве. Не может он возвратиться без лошади, не может сказать агроному, что пропала она. Не потому, что придется за нее платить — выплатить можно и по частям, постепенно. Если бы только это… Ведь агроном дал ему лошадь под свою ответственность. Как он посмотрит теперь ему в глаза?
«Он же отвечает за нее перед государством, — думал Янош, — а я отвечаю перед ним».
На третий день он вернулся домой — промокший, продрогший, осунувшийся — и без лошади. Ему уже было все равно. Лучше — если сразу отрубят голову. Пусть делают с ним что хотят, ему все равно.
А лошадь уже была в госхозе. Кто-то отвел ее домой шутки ради. Но кто это сделал, кто был этот шутник, так и не узнали. Возчики нашли ее утром привязанную в конюшне и решили, что Янош Тот в последнюю минуту передумал и не поехал в Кишмагош. В понедельник, когда Янош Тот не вышел на работу, забеспокоились, не случилось ли чего, заявили в полицию, стали искать.
— Худшей шутки не придумаешь, — сказал Каршаи, когда Янош Тот, бледный, с ввалившимися глазами и пошатываясь от усталости, предстал перед ним, — И все это время вы ее искали?
Янош только головой мотнул вместо ответа. Еле сдерживался, чтобы не заплакать.
— Вот ведь какие дела. Ну, а девушка? Стоило хоть?
— За все в жизни надо платить, — криво улыбнувшись, сказал Янош.
На следующей неделе он рассказал Каршаи, чем обернулась для него эта поездка верхом.
А позднее, должно быть, решил, что, конечно, стоило — ведь той же осенью они обручились и свадьбу сыграли. Все плохое, когда оно уже позади, легко забывается.
3