Итогом последних лет творчества Шаркади-прозаика явились две крупные повести — «Записки доктора Шебека» (1960) и «Трусиха» (1961). В «Записках…» писатель снова, но теперь под иным, не социально-психологическим, как в «Звере с хутора», а морально-этическим углом зрения обращается к проблеме чужеродного в социалистическом обществе «антигероя» — человека, который, как пишет автор в предисловии к повести, «несмотря на все свои выдающиеся качества, по каким-либо причинам не приемлет социализма и рано или поздно терпит из-за этого крах».
«Записки доктора Шебека» задуманы Шаркади как своего рода современный аналог лермонтовского «Героя нашего времени». Талантливо и ярко раскрыты в этой новости характер и мироощущение героя — наделенного острым умом и внешней привлекательностью молодого врача, который в свои тридцать с небольшим лет успел уже охладеть к своей работе, окружающим его людям, да и к себе самому. Жизнь его сводится к удовлетворению своих сиюминутных желаний, погоне за рискованными приключениями и любовным интригам. Эгоизм, равнодушие к людям и беспечность Шебека приводят в повести к трагической развязке: Золтан становится виновником гибели любящей его женщины.
В негативном мироощущении доктора Шебека и Печорина, при всей художественной разновеликости этих образов, действительно есть много общего — их эгоцентризм, бесцельное геройство, презрительное отношение к моральным нормам общества. Однако является ли доктор Шебек прямым «наследником» лермонтовского героя, и правомерно ли такое, проводимое самим автором, сопоставление? Ведь противоречие Печорина — «противоречие между глубокостию натуры и жалкостию действий» (Белинский) — порождено социальными условиями эпохи безвременья, сделавшей «лишнего человека» типическим явлением русской действительности прошлого века. Противоречие же Золтана Шебека — это видно и из повести — прежде всего, внутреннее, идущее от личного неумения, да и нежелания героя, отбросив порочный индивидуалистский принцип «жить только для себя», встать вровень с требованиями и идеалами своей, в корне отличной от печоринской, эпохи.
Проблемы нравственного самосознания и ответственности человека перед самим собой нашли наиболее полное воплощение в повести «Трусиха»», где, в отличие от «Записок доктора Шебека», критика бесцельного, бездуховного существования сочетается уже и с утверждением подлинных социалистических жизненных ценностей.
Героиня повести Эва пользуется независимостью, предоставленной ей положением в обществе — она жена довольно посредственного, но хорошо зарабатывающего скульптора. Праздный образ жизни и развращенность окружающего Эву богемного мира подтачивают ее моральные устои, однако не могут вытравить из ее души безотчетного стремления к иной, более осмысленной и содержательной жизни. Такую возможность дает ей встреча с молодым инженером Иштваном Сабо. Но воспользоваться этой возможностью Эве не хватает мужества. Храбрая женщина, которой ничего не стоит взять голой рукой ядовитую змею, не находит в себе смелости расстаться с комфортом прежней жизни, чтобы избрать человечески более богатое, но будничное существование со всеми его заботами и трудностями. Обеспеченную, хотя и ненавистную ей жизнь «трусиха» Эва предпочитает достоинству и возможному счастью.
Общественная значимость повести Шаркади заключается не только в тех нравственных уроках, которые можно извлечь из грустной истории смирившейся со своей жалкой участью Эвы. В «Трусихе» создан и убедительный, жизненный образ человека, не отступающего перед трудностями, уверенного в своих силах и возможностях, — подлинного и в то же время вполне обыкновенного героя своего времени. «В Иштване Сабо сосредоточены все достижения прошедших полутора десятилетий и облагораживающие перспективы социалистического строя», — писал Ласло Б. Надь в год выхода «Трусихи», последнего произведения И. Шаркади.
Творчество Шаркади, неожиданно и слишком рано ушедшего из жизни, не раз служило предметом дискуссий в критике. Неровность и некоторые противоречия его творческой эволюции давали повод, например, говорить о незавершенности и неорганичности наследия Шаркади. Однако, если взглянуть на это наследие с дистанции сегодняшнего дня, то взгляд наш задержится прежде всего на лучших его достижениях, которые и обозначают путь, достаточно прямой и внутренне логичный, что проделал Имре Шаркади за каких-нибудь пятнадцать лет от символизировавшего вековую покорность венгерского крестьянства каменщика Келемена к пробудившемуся активному мироощущению Яноша Гала и от него — к Иштвану Сабо, исторически новому человеку социалистической Венгрии.