Начинает казаться, что я больше просто не вынесу и десяти минут такой безнадежности. Их пятеро, я на руле. Мне надо следить, чтоб…
Не знаю, за чем я должен следить.
На мгновение я снова забываюсь сном, не больше чем на мгновение, потому что сзади на меня обрушивается холодный каскад, я просыпаюсь, а огонек сигареты моей спутницы все еще тлеет в темноте. Значит, я только-только уснул. За чем же я должен следить? Ведь я спал, сиял не меньше полутора часов, и ничего не произошло.
А если все же произойдет?
Если нас выбросит на западный берег Тиханьского полуострова?
Положим, не выбросит, поскольку берег там зарос тростником. Застрянем, не доходя до берега. Пусть. Застрянем. Спать, спать.
Я сплю, сжимая под мышкой румпель. Сплю и сжимаю. Сплю… сплю… сплю-ю-ю…
Огонек сигареты все еще краснеет в темноте.
— Вы не спите?
— Нет. Куда мы?
Ответить мне нечего.
— Куда нас несет?
Не дает увильнуть от ответа. Это не Клари — ту я видел, когда зажигал спичку. Выходит, одна из спасенных — женщина.
Я понятия не имел, кого мы вытащили из воды. То были мокрые, охающие, едва способные двигаться люди. Оно и понятно. Яхтсмены-новички. Я втаскивал их на судно, хватая за что попало, подпихивая сзади, вцепившись в одежду — брюки ли, юбку, кто там разберет — подталкивал, тянул, пока не перетащил через борт. Может, обе были женщины? Возможно. Тогда мне было совершенно безразлично. Я не думал об этом.
Теперь женщины, обнаженные женщины сказочной красоты проплывают у меня перед глазами. Прекрасные, как Венера Милосская. Где-то полыхает огонь, отбрасывая на их тела красные отсветы, только мне холодно…
Кончик тлеющей сигареты красен. Опять я на секунду забылся сном.
— Куда мы плывем?
— Не знаю, — говорю я. Потому что ничего другого сказать не могу.
— Так и плывем, наугад?
— Да. Так и плывем. У меня нет помощников, чтобы я мог направить яхту куда бы то ни было.
Молчание.
— Я не умею ходить под парусом, — немного погодя говорит она. — Вы могли убедиться в этом, — нас пришлось спасать. Хотя, должна заметить, когда нас опрокинуло, ветер был совсем не такой сумасшедший, как сейчас.
— Охотно верю… — невольно вырвалось у меня.
— Но если я могла бы чем-нибудь помочь вам…
Намерение выше всяких похвал, но, к сожалению, помочь она не в силах. Если бы умела, мы бы уже приближались к южному берегу. Подойди мы поближе — как-нибудь различили бы сигнальные огни на молах. А там и пришвартовались… Но…
Мне кажется, я опять задремал на одну-две секунды. И снова меня разбудил настойчивый вопрос: что же делать?
Огонек ее сигареты все еще светился в темноте.
— Не знаю, — ответил я. А про себя подумал: надо сдвинуться с мертвой точки. Преодолеть ее. Такое со мной уже бывало. Кажется — все, ни на что уже не способен. А потом проходит. Я опять ненадолго забылся… Холодно, но… в любом случае… надо преодолеть.
— Дайте мне прикурить, — попросил я.
Она протянула сигарету. К дурному привыкаешь, если не в твоих силах что-либо изменить. Уже третий или четвертый час в снастях завывает ветер, за это время сам я вымок до костей, а судно мое потеряло все, буквально все, с чем еще можно было бы противостоять шторму. Не осталось ничего, кроме самого судна. И меня. Еще днем мы были просто туристы, а сейчас — словно моряки у берегов Атлантики… Но ничего, «Поплавок» не опрокинется — это факт. Он затонет, только если даст течь. Однако пока что вода не прибывает. Нет, он не затонет. Не может обрушиться на нас еще и эта беда.
И тут я вспоминаю: в рундуке есть крохотный запасной карманный фонарик. Не больше зажигалки. Пустячок. Безделушка. Но все же светит.
Вот он, теперь я смогу как следует рассмотреть спасенную мною незнакомку. Я направляю луч прямо на нее и немилосердно долго разглядываю ее, изучаю ее глаза, волосы, лоб… разглядываю и не могу сказать, какая она. Доверяю ли я ей? Нет, конечно. Я смог бы довериться лишь бывалому яхтсмену. Ей я не доверяю.
Мне кажется, она прекрасна.
Не знаю. Возможно, это и не так.
Она смотрит прямо на огонь, не отводя взгляда, вернее не на огонь, на меня. Она, конечно, не видит моих глаз, однако смотрит прямо на меня, в упор.
Несколько секунд я тоже смотрю на нее, потом тушу фонарик.
Я ничего не знал о ней, но вдруг почувствовал — я люблю ее.
Да, именно так, люблю.
2
Собственно говоря, я совершенно зря нагородил всю эту кучу подробностей. Что было с якорем, с яликом, с яхтой — и так далее и тому подобное, — как все они вели себя в шторм. И как сам я себя вел. Все это совершенно несущественно.