Меня обожгло холодом. Здесь, на двести метров ниже Гайи, было холоднее, чем наверху. Там температура была около нуля, здесь — по меньшей мере минус десять градусов.
Я подошел к остановке посмотреть, когда идет ближайший автобус. Через полтора часа. К счастью, деньги у меня с собой были, и я пошел посидеть в ресторан, там, по крайней мере, тепло. Зубы у меня стучали.
Вернется она за мной или нет? — вот что главным образом интересовало меня. То, что она уехала, казалось мне абсурдом. Мы спокойно беседовали, я вышел из машины, а она вдруг — на тебе, — бросила меня здесь и умчалась.
Невероятно!
И вообще, все было невероятно, невозможно, все нелепо и в особенности то, что сейчас у меня наверху идет прием больных. Опять звонить Эве?
Не хотелось. Я попросил глинтвейна, так как дрожал от холода.
Вот попал в дурацкое положение! Я сидел, пил глинтвейн и ровным счетом ничего не мог предпринять, даже думать не мог. Ко мне подошел официант, вежливо спросил, хорош ли глинтвейн, я заверил его в том, что глинтвейн отличный, и попросил еще. В большом зале ресторана нас было всего трое. Официант сказал, что в такое время, после полудня, мало кто сюда заглядывает, иное дело позже, когда есть музыка.
Собственно говоря, раздумывал я, не может быть, чтобы она за мной не вернулась. Хотя ведь я считал невозможным и то, что она бросит меня здесь. Ну ладно, не стоит над этим задумываться.
Когда я пришел к такому выводу, в зал вошла Кати, с ней еще одна девушка и двое молодых людей, с которыми мы провели вчерашний вечер. Заметив меня, они тотчас подошли.
— Вы здесь? Ты? Как ты сюда попал?
И, окружив, принялись пялиться на мой костюм: они прибыли только что автобусом, я автобусом приехать не мог, и на лыжах не мог, и вообще они видели, как после обеда я сел играть в карты.
— Выпейте-ка лучше глинтвейна, — сказал я.
Выяснилось, что именно для этого они и приехали, кто-то сказал, что здесь подают отличный глинтвейн, а чем и заняться человеку от скуки во время отдыха? Ходишь из одного места в другое, и повсюду одно и то же; делать нечего, знай сиди себе за столиком ресторана — мог бы у себя дома таким же манером сидеть, вот и считаешь оставшиеся до окончания срока путевки дни.
— Разве у тебя нет сейчас приема? — спросила Кати.
— А я его здесь веду.
По сравнению со мной эти парни и девушки были безнадежно молоды. Они громко радовались жизни и, вероятно, делали это целыми днями. Мне нечего было сказать им. А уж что скажут они, меня и вовсе не интересовало. Занимало меня лишь одно: вернется за мной Эржи или не вернется?
И во время всего разговора с ними мне хотелось, чтобы она вернулась, я желал этого каждой своей клеточкой; лишь позднее сообразил: нехорошо, если она вернется. Ведь мое непонятное и необъяснимое пребывание здесь в одном пиджаке, без пальто, уже и так растревожило их воображение, они почуяли, что за этим что-то скрывается, а появление Эржи разом открыло бы все тайны.
Лучше пусть не возвращается, логично пожелал я. Пусть лучше вернется, заклинал я, мысленно махнув на все рукой. Что мне до всех них? И какое имеет значение, подумают они что-то или не подумают? Мне до них нет никакого дела.
Кати, сидя рядом со мной, тихонько расспрашивала:
— Все же, как ты сюда попал?
— Рассердился на тебя.
— За что?
— Я хотел провести вечер с тобой вдвоем, а не в компании.
— Но ты не ответил, почему ты здесь. Где твое пальто?
— Не приставай! Нет у меня пальто.
— Ты ухаживаешь за женой Печи?
— Глупости!
— Вовсе не глупости. Скажи, если это правда. Правда?
Я не ответил.
— Я еще вчера вечером поняла. Ты гадко вел себя со мной. Я пришла на танцы так, как ты просил… А ты даже не заметил.
— Заметил.
— Нет, не заметил. Она приедет за тобой?
Я поднял брови, желая положить конец ее расспросам, но это оказалось излишним, потому что в дверях появилась Эржи, взлохмаченная, словно подросток, в распахнутой шубке, с засунутыми в карманы руками. Она приблизилась к нам, остановилась возле стола:
— Говорят, будет вьюга?
Что-то заставило меня встать. Я не мог продолжать сидеть, ведь она пришла сюда. Вернулась за мной.
Я счел это в порядке вещей.
— Будет вьюга? Кто вам сказал? Садитесь.
Она села.
— Я бросила вас здесь, — произнесла она, не смущаясь, не обращая внимания на сидевших за столом людей. — Мне и в голову не пришло, что у вас могут быть дела. Я вернулась, едемте.
Она подождала, покуда я подозвал официанта, расплатился и вышел с ней на холод и ветер.