Она, вероятно, заметила на моем лицо какую-то неуверенность, потому что, говоря это, быстро вышла из ванной комнаты, прошла по коридору, спустилась вниз по лестнице, я едва поспевал за ней. В ресторане она попросила чашечку кофе таким тоном, словно только сейчас приехала сюда. Привлекательная, прекрасная, элегантная женщина, прибывшая в отель в одиночестве, просит кофе, даже не присаживаясь.
Здесь я догнал ее.
— Выпьем и коньяку, — сказал я, умнее мне ничего в голову не пришло.
— Хороню.
Но кивнула она машинально, словно уже бросила меня. Спустя короткое время хозяин вернулся и выразил сожаление:
— Очень досадно, но раньше девяти кофе не бывает, кофеварку еще не включили. Что-нибудь другое, пожалуйста… чай, например…
— Коньяк.
— Да, да, разумеется.
Я хотел было сказать, что мы расплатимся сейчас и за ночлег, но тут же спохватился: мы были вместе, но платить вместе не можем… и вообще, как это сделать?
Но Эржи неожиданно сказала:
— Мы расплатимся и за ночлег.
Хозяин налил две рюмки коньяку, принес, поставил их перед нами, церемонно вынул из кармана расчетную книжечку — да, да, и ночлег, — покивал, вернулся к своей конторке и принес оттуда готовый счет.
Положил его на наш столик.
— Всего семьдесят четыре форинта. Вместе с ночлегом.
Он успел сосчитать все вместе.
Я дал ему сотню, а тем временем Эржи разглядывала у радиоприемника иллюстрированный журнал полуторанедельной давности с таким полным отсутствием интереса, словно это давно привычное дело: муж расплачивается, а жена в ожидании как-то убивает время.
Пока хозяин рылся в кармане, с задней лестницы сошла его жена. Она оделась, подколола сзади волосы, заметно было, что она еще не привела себя в полный порядок, но уже занялась утренней работой, помогает мужу.
Она очень любезно поздоровалась с Эржи, подошла к ней, пожала руку. Эржи протянула ей руку так, словно это было самым естественным делом на свете.
— Уезжаете?
— Да.
— На Дёндёш-Пасто? Я слыхала, что дорога наверх занесена снегом.
— Во всяком случае, в сторону Дёндёша, — дружелюбно сказала Эржи и погладила женщину по щеке. — Какой у вас хороший цвет лица, милочка. Завидую вам, вы всегда дышите горным воздухом!..
Машину пришлось долго разогревать. Прошло полчаса, прежде чем мы смогли тронуться в путь. Эржи, не говоря ни слова, повела машину вниз, в сторону Дёндёша.
— Фу, — неожиданно сказала она и вдруг остановилась. Открыла дверцу, вышла, схватила пригоршню снега, потерла им руку, отбросила, села обратно в машину и поглядела на меня. — Вымой лицо и ты.
— Я?
— Да, ты.
— Не понимаю.
— От тебя на километр несет мылом этой шинкарки! Ты у нее брился?
Надо было ответить утвердительно. Потому что так оно и было. Но я не выношу подобного агрессивного, наступательного тона. Поэтому я открыл дверцу со своей стороны, вышел в полуботинках при десяти градусах мороза в глубокий снег и махнул ей на прощанье рукой.
Я отправился обратно в Матрахазу. До нее по меньшей мере два километра. А там будет автобус. Все будет.
Я слышал, как заработал мотор, слышал, как Эржи тронула машину, повернула и оказалась позади меня. Потом рядом. Приблизилась и поехала совсем рядом. Облокотись на окошко, Эржи высунула голову, наши лица были на расстоянии ладони друг от друга.
— Так тебе больше нравится? — спросила она со смешком.
Я взглянул на нее, но не ответил.
— Значит, так лучше? Лучше идти в ботинках по сугробам, чем вымыть лицо пригоршней снега?
Эржи медленно ехала рядом. Она совсем высунулась из окна, я повернул к ней голову, улыбнулся.
— Что ты хвастаешься машиной мужа? — сказал я ей.
Хотя я намеревался только пошутить, она была ошеломлена и побледнела; лицо ее стало белым, словно покрылось инеем, только кончик носа был красный, вероятно, от холода, и выглядела она комично и испуганно.
Она не прибавила скорости, держалась все так же рядом, мы были уже возле Матрахазы. Я страшно замерз.
— Когда я почувствовала, что от тебя пахнет таким же мылом, как от той женщины, я просто взбесилась, — сказала она.
Мы помолчали.
— И вдобавок ее мерзкие замашки!
Я не ответил и на это. Пусть не думает, что из меня можно сделать игрушку. Я и сам достаточно капризен, но при этом никогда ничего не требую от других. Мне не нравятся чужие капризы, не нравится, когда от меня чего-то требуют.
Я дружелюбно покосился на нее.
— Послушай, Эржи, разумеется, мне удобнее проделать этот путь в машине… Но я не приму условий, на которых ты посадишь меня в машину.