1962–1963
К молодым поэтам
1
Мы – дети тех гитар.
Ваша гитара-гитана, Андрюша, –
пусть ваше сердце ее сохранит, –
в сердце другое то громче, то глуше
отзывом-эхом звенит.
В сердце другое то звонче, то глуше
жалящей сладко змеей,
надо иметь нерадивые уши,
чтоб не услышать ее!
Надо иметь неподвижные души,
чтоб не попасть в ее плен,
к этой гитаре-гитане, Андрюша,
с ваших привставшей колен.
2
Кто право дал тому кретину
совать звезду под гильотину?!
Юнна Мориц
Печальные, недетские,
отверженные глаза.
Отчаянья крики резкие, –
несдержанная гроза.
То вспыхнет, то снова скроется
свет смысла слов…
Поэзия так и строится –
без прочных основ.
Без выверенной традиции,
скрививши рот,
иначе – не разродиться ей,
не выдать плод.
1962
Алмазы
Уголь приближается к алмазу
не одну, а много сотен лет;
так народом медленно, не сразу
выдается на-гора поэт.
Все же, как он в недрах вызревает?
Как там происходит этот рост?
Как в себя он под землей вбирает
молчаливое мерцанье звезд?
Химия, конечно, это знает:
как его природа испекла,
чтоб его резная грань сквозная
резала простую гладь стекла.
Скажешь, уголь? Нет, уже не уголь:
сжатый прессом тысячи веков,
он вместил и черный пламень юга,
и слепую искристость снегов.
Не бывать искусственным талантам,
стоящим дешевые гроши,
вровень с настоящим бриллиантом,
режущим простую гладь души.
1962
Стихи про себя
Без тебя мне страшно остаться,
и одну тебя страшно оставить,
ведь в гражданской доблести святцах
не сумел я себя прославить.
Не был в милости у начальства
и чинами был не заслужен, –
только ты о том не печалься:
был зато я с народом дружен.
Не хочу, чтоб мою квартиру
превратили в один из музеев,
где б вожатый юному миру
пояснял: «Вот как жил Асеев».
Я не Горький, не Станиславский,
не Шаляпин и не Есенин;
к государственной щедрой ласке
невнимателен и рассеян.
Но, быть может, все же запомнят –
как я жил, работал, старался,
сколько было в квартире комнат,
в скольких женщин в стихах влюблялся.
Это было б тоже отлично,
чтоб хранила ты мои строчки,
чтоб за окнами, как привычно,
распускались твои цветочки.
А вернее, что после смерти, –
лишь цветы на венке увянут, –
окружат меня критики-черти
и в забвения ад утянут.
Лишь тебе бы не стало плохо:
для домовой конторы – кто ты?
Вот о том до последнего вздоха
не оставят меня заботы!