Без зеленой травы колыханья,
без сверканья тысяч цветов,
без блаженного благоуханья
их открытых младенчески ртов!
О, раскройте глаза свои шире,
нараспашку вниманье и слух, –
это ж самое дивное в мире,
чем вас жизнь одаряет вокруг!
Это – первая ласка рассвета
на росой убеленной траве, –
вечный спор Ромео с Джульеттой
о жаворонке и соловье.
1955
Дом
Я дом построил из стихов!..
В нем окна чистого стекла, –
там ходят тени облаков,
что буря в небе размела.
Я сам строку свою строгал,
углы созвучьями крепил,
венец к венцу строфу слагал
до самых вздыбленных стропил.
И вот под кровлею простой
ко мне сошлись мои друзья,
чьи голоса – не звук пустой,
кого – не полюбить нельзя:
Творцы родных, любимых книг,
что мне окно открыли в мир;
друзья, чья верность – не на миг,
сошлись на новоселья пир.
Летите в окна, облака,
входите, сосны, в полный рост,
разлейся, времени река, –
мой дом открыт сиянью звезд!
1955
Пять сестер
О музах сохраняются предания,
но музыка, и живопись, и стих –
все эти наши радости недавние –
происходили явно не от них.
Мне пять сестер знакомы были издавна:
ни с чьим ни взгляд, ни вкус не схожи в них;
их жизнь передо мною перелистана,
как гордости и верности дневник.
Они прошли, безвкусью не покорствуя,
босыми меж провалов и меж ям,
не упрекая жизнь за корку черствую,
верны своим погибнувшим друзьям.
Я знал их с детства сильными и свежими:
глаза сияли, губы звали смех;
года прошли, – они остались прежними,
прекрасно непохожими на всех.
Я каждый день, проснувшись, долго думаю
при утреннем рассыпчатом огне,
как должен я любить тебя, звезду мою,
упавшую в объятия ко мне!
1956
Сон
Мне снилось: Хлебников пришел в Союз поэтов,
пророк, на торжище явившийся во храм…
Нагую истину самим собой поведав,
он был торжественно беспомощен и прям.
Вокруг него теснились мытари угрюмо,
но он, как облако, меж ними прошумел
о толстодушии былого толстосума…
А я помочь ему не смог и не сумел!
Я не отрекся, и петух не пел полуночь,
но сон прервался и вставать была пора…
А если мыслью и пылинки ты не сдунешь,
то как же ею с места сдвинется гора?
1956–1967
Степной найденыш
Я вновь перечитываю Брет-Гарта,
и снова раскидывается предо мной
Америки старая пыльная карта
своей бесконечной степной шириной.
Еще не распахана почва плугом,
еще вдоль дороги не вбиты столбы,
еще не начали друг с другом
Север с Югом ружейной пальбы.
Фургон колыхается мерно и тяжко,
вдали ковыляет унылый койот;
погонщик воловьей тяжелой упряжки
шагает, табачную жвачку жует.
Подробности в сумерках медленно тают,
их смоют потоки нахлынувшей тьмы…
Хоть дети во сне, говорят, подрастают,
но эти останутся вечно детьми.
Степные найденыши… Будет излюблен
рассказ этот в детстве намеченных лиц.
Фургон будет выслежен, смят и изрублен
и все же бессмертен на сотне страниц.
И слышимо будет: «Кларенс! На ручки!»
А он бы сквозь пыль и скрипенье колес
ее на руках за закатные тучки
на самое небо над степью занес!
1958
Тайна Эдвина Друда
Вам хотелось бы знать
тайну Эдвина Друда?
Это Диккенса
самый последний роман.
Он его не окончил.
Осыпалась груда,
и молочной стеной
опустился туман.
Вы мне станете петь
про нелепость,
про дикость
всяких тайн,
от которых и пепел остыл.
А ко мне приходил
в сновидениях Диккенс
и конец,
унесенный с собою,
открыл.
Что случилось действительно
в Клойстергэме,
в этом
автором выдуманном
городке?
Кто распутает узел,
затянутый в теме,
лед могильного камня
согреет в руке?
Было так:
двое юношей вышли к потоку,
и один не вернулся…
Другой обвинен.
И осталось
разгадывать тайну потомку
этих давних,
дождями залитых времен.
Тайна Эдвина Друда,
тайна Эдвина Друда!
Это
самый таинственный в мире
роман.
Не раскрыть,
не поднять,
не добыть из-под спуда,
не залезть любопытству
в загробный карман.
Но события
так убедительно явственны,
так участники драмы
в одно сведены,
что фантазия
яростно мечется
на стену –
увидать,
что за той стороною
стены!
Время движется шагом
величавым и медленным,
люди тают,
как призраки,
в бездне сырой.
Что стряслось,
что случилось в беднягою Эдвином?
Где в тумане укрылись
злодей и герой?
Эту тайну
я только пред теми открою,
наклонившись над ухом,
тому прошепчу,
кто докажет
всей страстью своею,
всей кровью,
что фантазия наша
ему по плечу.
Тот со мной
побывает сегодня в Вестминстере,
в серый камень столетья
всем сердцем встучась,
где, разгадку скрывая,
покоится исстари
все, что позже случилось,
предвидевший Чарльз.