Зверинец яростных людей!
Пустыня раскаленная!
Читатель, в ужасе седей:
вот правда не салонная.
28 октября 1960 г.
Женщине в зеленом
Ты моешь посуду,
ты чинишь белье,
какое ты чудо,
виденье мое!
Да нет, не виденье:
ты – жизнь наяву!
Себя я лишь тенью
твоей назову.
Где ты, там растенья
и росы блестят,
малиновок пенье
и солнечный взгляд;
Где ты, там цветы
и там нет пустоты:
там кисти сирени,
жасмина кусты.
Ты хочешь, чтоб всюду
земля расцветала,
зелеными листьями
лепетала;
И в царстве зеленом
сияешь плечом
под взглядом влюбленным –
под солнца лучом!
1961
Скажи, с кем ты знаком?
С кем я знакомствую?
Со Стендалем,
с Пушкиным, с Гоголем, с Достоевским.
«Да, но ведь эти из дальней дали!
А на сегодня знакомиться есть с кем?
Что ж на сегодня?..»
Звенит мелочишка,
но не отметишь великих имен.
Может, еще подрастут мальчишки,
станут Мужами своих времен;
может, еще наберутся силы –
выдвинутся на века вперед,
чтобы им памятники постановили
не начальствующие, а народ!
Пушкин!
В поэтах на первом месте,
не постаревший и после конца;
нет безупречней и чище чести
неувядающего венца.
Бешеной царской собакой укушен,
лишь пред народом он шляпу снял;
так вот его и вознес Опекушин
на всенародной любви пьедестал.
Из современников был я дружен
с тем, кто и в жизни великим был…
И для него я был в чем-то нужен,
а его я – как солнце любил.
И теперь, меж другими сидя,
во всеобщий впадая тон,
на судьбу я в глухой обиде:
почему нет таких, как он?
Те, о которых вы только читали,
далью времени унесены, –
так же любили, страдали, мечтали,
в нашей памяти живы они!
Не одни мы живем на свете,
и не клином сошелся свет.
Верю:
будет земля в расцвете,
знаю:
встанет живой поэт!
22 января 1962 г.
Сверстники
В путь-дорогу скарб уложившие –
и надежд и печалей остаток, –
много видевшие, пережившие,
разменявшие восьмой десяток,
Мы не только живущим сверстники
проходящего нынче года, –
мы, пожалуй, уже бессмертники
своего, особого рода.
Те, кто жили, любили, мучились,
пополняли рядами роты,
заслужили участи лучшие,
чем сведенные с жизнью счеты;
Те танкисты, миноискатели,
партизаны, парашютисты,
кто бесценную юность истратили
под осенней невзгоды свисты, –
Мы от ихних дней делегатами,
чтоб – не только внушая жалость,
а чтоб новых событий богатыми
биографии их продолжались.
В свой последний поход идущие
на передовые,
все равно мы верим в грядущее,
как и те, рядовые.
1962
Бессонные стихи
Мне не бабушкино
знахарство,
не рецепты
мудрых врачей, –
стих –
единственное
лекарство
от бессонных
долгих ночей.
Нет в природе
помощи лучшей,
поднимающей чувства
ввысь,
как крылатостью
двух созвучий
выводить на орбиту
мысль.
На четыре
стороны света
открывается
горизонт,
и душа
стихом обогрета,
и –
бессонница не грызет!
Это средство
вам не игрушки,
сонным людям
оно не впрок;
это все испытали:
Пушкин,
Баратынский,
Лермонтов,
Блок…
Маяковский?..
Должно быть, редко.
Надо вот что
иметь в виду, –
на вопрос он сказал бы:
«Детка,
я
работаю
на ходу!»
И,
услышанный всем народом,
в громогласье
своих стихов, –
гулливеровским
пешеходом
он ушел бы
за грань веков!
1962
Живой
Как по Питерской,
по Тверской-Ямской…
Как по улице
по московской,
еще веющей
стариной,
шел – вышагивал
Маяковский,
этот самый.
Никто иной!
Эти скулы,
и брови эти,
и плеча
крутой разворот, –
нет других таких
на планете:
измельчал что-то
весь народ.
Взглядом издали
отмечаясь
посреди
текущей толпы,
отмечаясь
и отличаясь,
как горошина
от крупы,
шел он буднями,
серыми зимними,
через юношеские
года,
через площадь
своего имени –
Триумфальную
еще тогда.
Шел меж зданий
холодных каменных,
равнодушных
к его судьбе;
шел
живой человеческий памятник,
непреклонный
в труде – в борьбе.
Шел добыть
на обед монету –
не для жизненных
пустяков, –
шел прославить
свою планету
громовым
раскатом стихов.
С толстомясыми
каши не сваришь,
а худой
худому сродни:
сразу видно –
идет товарищ!..
Так мы встретились
в эти дни…
Вот идет он,
мой друг сердечный,
оттолкнув
ногой пьедестал, –
неизменный
и бесконечный,
тот,
кто бронзовым
так и не стал.