Взглядов сокольих и черных очей я столь красивых еще не видал,
Видно, убить ты хочешь во мне остаток души, что я уберег!
Глаза и брови твои увидав, от кыблы совсем отвернулся аскет —
И ни молитвою, ни постом от наважденья спастись он не мог.
Стать захотелось безумным мне, когда эта пери цепью волос
Безумных опутала, их унося в край бесконечных любовных тревог.
Я одного желаю тебе — старости мирной в довольстве достичь;
Сам я измучен любовью к тебе и, молодой, как старик изнемог.
Голову мне брови твои Дерзко Срубили: кровь им нужна.
Что ж ты права, я — твой слуга, знать, быть виновным сулил мне рок.
Плачь, мое сердце, спасенья нет, видно, творец так порешил.
Он, Саккаки создавая, ему горя и черных скорбей приберег.
Так у красавиц повелось
Лицо твое, как вижу я, и с жарким солнцем спорить может.
Боюсь взглянуть — меня огонь лучистых взоров уничтожит.
Скитальца душу хоть бы раз спросила ты, как ей живется,
Ведь скоро уходить навек — иль эта мысль тебя не гложет?
Коль будешь взглядом душу жечь, тебя не стану укорять я.
Так у красавиц повелось, и кто на них вину возложит?
Я низко кланяюсь всем псам, лежащим у порога милой.
Общенье с ними лишь одно теперь мою отраду множит.
Порой я сыплю жемчуга, порою лалы от печали —
В морях и в рудниках таких не знал никто, кем век уж прожит.
Соперник иссушил мне кровь, он жить мне не дает спокойно.
Так пусть теперь лихая кровь его всего согнет и съежит.
Пожертвовал хмельным очам и душу Саккаки, и сердце, —
Из них получится ль кебаб — вот эта мысль его тревожит!
Зови меня дерзким
Как только увижу веселье твое, я слез лью потоки, с судьбою не споря, —
Не хочет текущей воды кипарис — и чудится смерть мне в таком приговоре,
Красавиц немало есть в мире земном, изящества, сладости в мире немало, —
Но всех их милей дорогая моя, красавица, мне приносящая горе.
Похож на Меджнуна степной ветерок, что тронул душистых волос гиацинты,
Душистые кудри подобны Лейли, что бродит печально, с покоем в раздоре.
Из чаши печальных, взволнованных глаз кровь сердца, скорбя, каждый миг проливаю.
Когда до краев ты наполнишь сосуд, то влага излишняя выльется вскоре.
Лицо твое — край Сулеймана-царя — разграбили кудри, лавиной нахлынув,
Драконы пощады врагу не дают, и слышатся стоны на вольном просторе.
Как будто жемчужины, я по ночам к ногам твоим сыпал печальные слезы,
Зови меня дерзким, но все ж че гони беднягу, пред всеми открыто позоря.
Лицо дорогой увидав, Саккаки никак не удержит невольных рыданий —
Ведь реки порою цветения роз равнины всегда заливают, как море.
Я в сердце запрятал слова любви
Глаза мои, милой лицо увидав, лицо мое в розовый сад превратили,
Оманским морем стали глаза, что взгляд в сердолик вперили.
И разум, и сердце к нарциссам-глазам и денно, и нощно стремятся.
Зачем же эти глаза-колдуны двух верных с пути совратили?
Лукавые взгляды и кудри твои, как войско, вступили в край сердца,
Беда, и несчастье, и смута страну от края до края залили.
Я в сердце глубоко запрятал слова любви моей к той, что всех краше, —
Но хлынули слезы потоком из глаз и тайну мою разгласили.
Взгляни на красавицу этy — луну она покорила все страны;
Земля стала небом, а очи ее, как звезды, весь мир осветила.
Лицу ее, стану, пушку на лице природа сама подражает.
И роза садов, кипарис и жасмин об этом весь мир известили.
Тяжелой тоской угнетен Саккаки в разлуке с прекрасным Юсуфом —
Он в доме печали сидит, как Якуб, и беды его истомили.
От счастья пери умерла
Тебя предвечный наш творец душою сделал воплощенной,
От счастья пери умерла, взглянувши на тебя влюбленно.
Желая море увидать, сверкнула лишь зубами ты, —
И морем сделал я глаза, рыдая восхищенно.
Отдавши душу, сто взамен я получил от уст твоих,
Но эти сто отдам тебе, нимало скорбью не стесненный.
Увидевши твои уста, народ кричит: "Коралл и лал!"
Теперь мой глаз менялой стал — рубинов у него мильоны!
Твой локон долго о себе рассказывал твоим щекам —
Я до утра внимал ему, чудесной сказкой упоенный.