Избранное

Матерей четыре было и, наверно, семь отцов
У тебя: красы подобной грудью не вскормить одной.

(газель "Он насытится с лихвой", поэт подразумевает под "четырьмя матерями" четыре стихии (воду, воздух, землю и огонь), из которых, еще по представлению античного мира, состояло все сущее, и под "семью отцами"- семь климатических гоясов земли.

Религиозные представления тоже фигурируют в стихах Саккаки, преломляясь в своеобразном художественном плане. Брови возлюбленной сравниваются с михра-бом, кудри и пушок на ее лице — со стихами корана. Возлюбленная, сердце которой, как камень, разбивает сердце поэта, которое сравнивается со священным храмом мусульман Каабой, построенным над черным камнем-метеоритом, будто-бы дарованным — богом ("Войска любви повсюду истребляют жизни след").

Важно отметить, что религиозные мотивы в творчестве Саккаки занимают незначительное место. Это следует объяснять его близостью к кругам, связанным с Улугбеком, человеком редкого для своего времени свободомыслия. В частности, мистические настроения, свойственные поэзии суфиев, у Саккаки отсутствуют. Если у современника Саккаки, выдающегося таджикского поэта Джами, есть стихотворения и поэмы, которые можно толковать в суфийском духе, аллегорически понимая под возлюбленной бога, под любовью — мистическую любовь к богу, под опьянением — состояние экстаза от сознания близости к богу, то у Саккаки, в дошедших до нас стихах, подобные аллегории не встречаются. Реальные детали, приметы времени, рассыпанные по стихам Саккаки, тоже говорят против подобного предположения. Возлюбленная у Саккаки выступает со всеми свойствами земной женщины, она только идеализирована в духе традиций восточной поэзии, но это не бог, не духовная сущность, а живой человек из плоти и крови, и любовь к ней — это земная любовь с радостью и горем, ревностью, надеждой и страданием.

Саккаки не раз смеется над мусульманскими аскетами. Аскет то предается пьянству, увидев пьянящие глаза возлюбленной, то не может оценить по достоинству прямизну стана красавицы и влюбляется в тубу — дерево, растущее в раю, которое, конечно, не может сравниться с возлюбленной ("Уста ее спасают от тоски"), то опоясывается четками, как зуннаром, при виде локонов возлюбленной. Саккаки-поэт земной любви. Речи своей возлюбленной он сравнивает с близкой ему музыкой чан-га, а речи соперника — с оглушительной трубой-карнаем. Любовь жжет его сердце так, что получается кебаб.

Саккаки нежен и лиричен, у него сказочное богатство образов и задушевная, народная задумчивость. Как живой с живым, говорит он с нами из XV века.

* * *

Перевод Саккаки осуществлен по тексту узбекского издания 1960 года непосредственно с оригинала. Заголовки газелей даны автором перевода,

А. Старостин

Газели

Душа

В саду найдется ль кипарис, похожий на твой ста душа?
Твои ланиты расцвели, как дивный гулистан[1], душа!
Глаза и сердце меж собой ведут кровопролитный бой —
Любовь к тебе их увлекла, наслав на них туман, душа.

Хабешцев — локоны свои — когда б на Рум послала ты
То был бы в тот же миг тобой разгромлен вражий стан душа!

В стыде пред лалом уст твоих в крови растаял камень-лал,
Увидевши мое лицо, стыдиться стал шафран, душа!

Ах, слава богу, что враги не видят, как я желт лицом.
Ведь слезы сделали его красней, чем аргаван, душа!

При виде твоего лица я лалы, жемчуг лью из глаз.
Дивятся море и рудник, что дар такой мне дан, душа.

Средь псов любимой Саккаки — лежит в пыли и день, и ночь.
Завидно небу. Ведь такой им не достигнут сан, душа!

Сорочку роза разорвала

Твой лик увидев, сорочку роза разорвала,
Газель, увидев свет глаз прекрасных, в Хотан ушла.

Твой рот увидев, упало сердце в небытие,
Но слов привета и утешенья ты не нашла.

Но этой муки и злого горя я сам хотел, —
Так пусть меня же и поражает моя стрела.

Коль ты на слезы мои посмотришь, о кипарис —
Свежен ты станешь, моя же будет душа светла.

Планеты в небе крутятся быстро, но не быстрей,
Чем льются слезы тоски, что сердцу ты принесла.

И днем, и ночью рыдаю горько и плачу я.
Мой друг — лишь горе по той, что душу мою сожгла.

Приносит горе она, взглянувши на Саккаки, —
Ах сколько бедствий она бедняге приберегла?

Знаешь ли число песчинок?

Если бы в мечеть приняла ты, брови выгибая,
Их сочли б двойным михрабом, головы склоняя.

1

Объяснение непонятных слов см. в конце книги.