Выбрать главу

Долго меня несло посередине реки, и постепенно от сырой прохлады и от широкой воды горечь разлуки развеялась.

Если, думаю, и дальше так пойдет, не замечу, как доплыву до Сыктывкара.

Однако бодрости моей хватило не надолго, только до сумерек. Страхи в ночном лесу, когда я ходил за глухарем, теперь показались мне просто глупыми. Все-таки там под ногами была твердая земля. А тут? Куда денешься, если ночью заснешь, а плот вдребезги разобьет?

Помню, провожали мы отца в такой же рейс. Как вернулся он, рассказывал, что под селом Грива, в страшных Чушки-вишки[4] так его треснуло, что рассыпалась одна плитка. А за нецелый плот в городе не дают ни гроша. Пришлось отцу на всем остальном пути ловить бревна и остатки чужих разбитых плотов — не он один потерпел крушение. Много раз он причаливал, выходил на берег, наращивал потрепанный плот. Однако, говорит, сдал леса даже больше положенного.

Но ведь отец был сильный. Воткнет, бывало, в землю тяжелый березовый прикол с накинутой тросовой петлей — и вмиг остановит паром. А у меня даже прикола-то нет. И вместо удобной пеньковой снасти выдали коротенький огрызок цинковой пряди. Попробуй останови им такую махину.

Вдруг чуткую вечернюю тишину прорвал чей-то отчаянный крик, и звонкое эхо долго бесновалось над водой. Впереди, над рекой, лениво подымался прямой столб белого дыма. Застрял, что ли, кто? Но почему же на середине?

— Толка-айся ко мне-е! Дерни-и!.. — кричал плотогон, и я узнал его. Это был Онча Микол, мой одногодок. Он взял себе березовый плот, да попросил не четыре, как у всех, а шесть плиток. Я тогда еще подумал — смелый парень этот Онча, с березой плыть много рискованней, очень она тяжелая. Хоть и вяжут к березе приплот из сухостоя, все равно плитки сидят глубоко в воде. Другое дело сосна — наполовину над водой. Микол говорил: «А, ничего, рискну! За березу платят дороже, больше денег дадут…»

— Толка-айся!..

С бьющимся сердцем схватил я длинный шест и побежал в конец плота. Вот уж не думал, что шест достанет до дна в этом безбрежном море. Но — достал, оказалось, мелко, — видать, летом здесь остров. И чем ближе я подплывал к Миколу, тем мельче становилось, дно вышало и вышало…

И вдруг подумалось мне: налечу я сейчас на него, с ходу толкану, он и выскочит… А я останусь на его месте… и там засохну… Представил это, и увиделись мне растерянные лица братишек, провожающих меня. Тоскливо подумал о далеком городе, которого ни разу не видел. И… начал изо всей силы толкать свой плот вправо, от Микола. Но я толкался не сбоку плота — тогда бы Микол сразу разгадал меня. Я толкался с хвоста, и издали не понять, в какую сторону я правлю. Стыдно мне было и жалко Микола. Но и занять его место на мели я не хотел…

Я проплыл от него шагах в двадцати. Была бы у меня хорошая снасть, я бы бросил ему конец, попробовал бы с ходу сдернуть его. Но у меня, как и у Микола, была только колючая цинковая прядь, метров пятнадцати. Если бы она и достала, в спешке Микол не сумел бы привязать ее к своему плоту.

Никогда не забуду, какими глазами смотрел Микол…

Он не винил меня, он, видно, думал, что я хотел помочь, но не справился, больно уж течение сильное. В его черных глазах была прямо нечеловеческая печаль и жгучая зависть: у людей все выходит как надо, а у него, несчастного…

— Ты раздели плот на две части, — торопливо крикнул я Миколу, пока меня несло мимо, — ты попробуй пустить две плитки на тросу…

Я ему советую, а на душе до того противно, и в глазах как-то горько. Проплываю сбоку и вижу — ничего у Микола не выйдет, крепко он сидит, один вряд ли снимется. А река несет мой благополучный плот, несет дальше. Вот уж и Микол растаял в сумерках. Не он, так, может, я бы сел на эту проклятую мель, может, он мое место занял. Но радоваться нехорошо. Да и впереди у меня еще много всякого. Самое страшное — Чушки-вишки, как подумаю — спина холодеет. Отец сказывал: Сысолу там раздваивает, а сильное течение бьет плоты об твердую плешину острова. Засадит плот накрепко, а потом растаскивает по бревнышку. Уж сколько плотогонов приходило оттуда восвояси.

Все ближе Чушки-вишки, все ближе. А что, думаю, я сижу, участи своей жду? Давай-ка попробую побороться с течением, чтобы попасть в левое русло, раз меня несет ближе к левому берегу.

Схватил шест, до дна не достал. Тогда взял я широкую доску и начал орудовать, стоя на краю плота. Обеими руками, сильным рывком сую доску вертикально вглубь, а потом, упираясь в край плота, делаю большой гребок, чтобы прижать плот ближе к левому берегу. Может, такой мой гребок мало значил, но отдаваться на милость реке мне тоже не хотелось. Да и опасного ждать легче в работе.

вернуться

4

Чушки-вишки — место, где разбиваются плоты.