— Ну, а теперь разреши представить достославный экипаж, — с явным удовольствием предложил костлявый.
— Разрешаю, — отвечаю я.
— Вот Антон Чубиркин, командир орудия, — указал он на старшего сержанта. — Он же — гетман Трезвиньский…
— Как так? — удивляюсь я, глядя на красивого, смолисто-кучерявого «гетмана» с лихо закрученными усами на белом лице.
— Да очень просто, — лыбится костлявый говорун во всю свою длинную прыщеватую морду. — Правда, гетманскую булаву он не заполучил, но среди трезвенников он самый настоящий гетман… Кроме пива ничего в рот не берет.
— Брось, Леша, травить, — поморщился Чубиркин.
Но старшина со шрамом словно бы и не слышал его:
— А еще я скажу: перед скорой демобилизацией наш гетман впал в глубокую мечтательность. И глаза иногда бывают как у кающегося грешника…
— Да брось, говорю! Отчепись! — Чубиркин не на шутку психанул.
— А тот вот, с музыкой, — не меняя тона, продолжает старшина, — радист-пулеметчик Костя Воробьев. Зовем: Воробей-разбойник.
Воробей-разбойник добродушно ухмыляется и шмыгает горбатой носярой. Он очень маленький, скуластый и носатый, с темным ежиком волос и с неожиданно голубыми глазами.
— Он из муромских, — разглагольствует старшина. — Чтобы вылепить такого типа, жизни-матушке пришлось много веков перемешивать скифско-сарматско-русскую и прочую кровь. Пока не получилось это чудо. Сам видишь, каков воробей! И грудь, гляди, мощная, как у воробья колено…
— Да уж вижу, — невольно улыбаюсь я.
— А почему разбойник, сам уразумеешь. Свистеть, правда, не свистит, но своей музыкой скоро весь полк в гроб загонит.
— Зачем же всех, — приятным звучным голосом говорит Воробей-разбойник. — Достаточно одного тебя, Насоса-Крыльчаткина…
— Как? — переспросил я.
— Меня сим именем достойным величают, — поклонился старшина. — Гайдуков-Насос-Крыльчаткин!
— Почему же… — только и смог спросить я.
— А потому, — захохотал усатый гетман Трезвиньский, — что в полку никто не может тягаться с ним по части выпивки…
— Он по этой части, — хихикает и Воробей-разбойник, — вроде центробежного насоса. Знаешь ведь, в танке?
— Знаю… — откровенно хохочу я, без стеснения разглядывая старшину.
А он ладонью поглаживает впалое длинное брюхо под широким ремнем и ребячески подтверждает:
— Да, могу…
— Правда, и танк лучше всех водит, — добавляет Воробей-разбойник. — Звание имеет мастер вождения.
— Ну, эти длинноты ни к чему… — вдруг застеснялся Насос-Крыльчаткин. — Пусть лучше командир представится, его черед.
— Зовут меня Федей… Федя Мелехин, — говорю и чувствую, что волнуюсь, как на экзамене. — В прошлом — сплавщик и лесоруб. По национальности коми. Есть такая земля на севере Союза…
— Ну, чудеса! — воодушевился Насос-Крыльчаткин. — Вот экипаж! Украинский гетман, муромский разбойник, я представляю сибирских казаков, а теперь еще коми человек. Постой! Какой же титул мы тебе дадим? У вас что, свой язык?
— А как же? — обиделся я такому невежеству.
— А ну-ка, прочитай что-нибудь.
Я не стал церемониться и прочитал куплет задушевной народной песни:
— Смотри-ка, ни одного знакомого слова! — удивился Насос-Крыльчаткин. — И звучно как… А сам-то ты вроде россиянин — белокурый, голубоглазый, не отличишь. Слушай, Федя… Уж позволь ты мне по имени…
— Конечно, что за вопрос! — согласился я.
— Пока мы тебе титула не подобрали!.. А уж коли все титулованные, и тебе надо. Переведи ты нам, чего прочитал.
— Да ведь красиво! А свои боги у коми есть? Были? — к чему-то своему гнет Насос-Крыльчаткин.
— Были, как же, — смеюсь. — Зарниань была, золотая дама… И Кэртайка был, железный свекор. Эжву-реку железными цепями поперек заковывал и с охотников взимал дань.
— Кэртайка… Очень звучный титул, — обрадовался Насос-Крыльчаткин, прыщеватая его морда прямо-таки засияла от удовольствия. — Замечательный титул, и, черт побери, даже с танками, с железом связано. Кэртайка! Звучит, пацанва?
— Хорошо звучит! — сказал Воробей-разбойник, весьма довольный, и пару раз лямзнул аккордеоном.
Так состоялось мое знакомство с экипажем…