Уж не война ли, всамделе?
Мы молча бежим в каптерку за вещмешками. Кружку-ложку, зубную щетку… Что еще? Парочку первых попавшихся книг… Хватаем револьверы и противогазы, радист Воробьев — свой автомат. Шинельные скатки берем… И — бегом в парк. Сотни людей, поэкипажно, бегут туда же… Дробный грохот кованых сапог по тесаному камню… Чуть брезжит рассвет, значит, скоро утро.
Командир, лейтенант Алешин, уже здесь, отдувается: галопом бежал от офицерских коттеджей.
— Что такое? Не война ли? — спрашиваем у него.
— Не знаю… Надевай комбинезоны!.. Готовь машины!
Стаскиваем брезент, двое стелют его на площадке перед боксом и скручивают в сдвоенную тугую катушку, ремнями крепим его с тыльной стороны башни.
— Заводи моторы! — слышится команда ротного.
Завизжали стартеры, загрохотали, зафыркали дизели, едким дымом заволокло боксы… Десятки моторов загремели вдруг. Значит, поднялась вся броневая силища…
Беспокойно на сердце.
Выводим танки из боксов, наглухо закрываем за собой ворота, даже и не знаем, надолго ли… У нас теперь уже снова полный экипаж: недавно дали нам нового орудийного, москвича Володю Якушева, из последнего пополнения.
Подкатили к нам два «виллиса» — командира полка и начальника штаба, высокое начальство направляется к своим экипажам.
Черт возьми, неужели что-то серьезное!
— По-олк, по машинам! — раздался высокий голос командира полка. — Закрыть все люки, включить радиостанции и слушать мои команды!
Потом и он легко вскочил на свой танк. На нашу машину проворно взобрался начальник штаба подполковник Броневой, как и все, тоже в комбинезоне и с планшеткой на боку. Поздоровался с нами и сел на командирское сиденье. Рядом с ним теперь будет радист Воробьев, глаза и уши нашего экипажа.
Не прошло и получаса после первых будоражащих звуков тревоги, как уже залязгали тяжелые гусеницы и весь наш полк помчался вперед в боевой готовности. Выскочили за контрольно-пропускной пункт… углубились на лесную проселочную дорогу… Теперь нам не страшно, если вражеская авиация будет бомбить наш гарнизон… Мы теперь — маневренная, сосредоточенная в мощный броневой кулак сила. С солидным запасом горючего и пищи, с полным комплектом боезапаса! Силища!
Напряженно вглядываясь в триплексы люка заряжающего, замечаю, как вызолотились верхушки деревьев — значит, солнце взошло, слева по ходу поднялось, значит, мы едем на юг, даже немножечко на юго-запад…
— Экипажу быть в полной боевой готовности, — слышу в наушниках шлемофона приказ подполковника, — командиру танка занять место у орудия, радисту — у лобового пулемета…
Нервы наши все больше напрягаются от неизвестности. Неужто стрелять будем? Неужели кто-то напал на нас?..
Могуче и ровно гремит за перегородкой двигатель, послушный рукам Гайдукова, а эти большие руки, эти длинные пальцы словно бы ласкают обрезиненные конечности рычагов, легко и нежно, без видимых усилий…
Все жарче становится в танке, пыль душит.
Но не это теперь главное… Главное — куда мы идем?
Только через два часа прозвучал отбой боевой тревоги… Ну, слава богу, хорошо, что не война!
К нам опять подкатили штабные «виллисы», командир полка вылез из танка и сел в свою машину, а подполковник Броневой пока остался у нас: говорит, хочу немного поразмяться за рычагами.
Он вежливо попросился на место Гайдукова, чему тот, кажется, и не очень обрадовался, потому что относится он к своей машине, как к невесте, ревниво. «Не запорите мне двигатель», — на всякий случай буркнул Насос-Крыльчаткин, уступая свое сиденье. Но подполковник не так уж и плохо вел машину, можно сказать, даже уверенно вел, опытной рукой. Этому я немало удивился. Я считал, что старшие офицеры очень уж далеко отстоят от рычагов. Ну, скажем, взводные или ротные всегда рядом, им, как говорится, сам бог велел. А чтобы начальник штаба полка так уверенно сидел за водителя, я не ожидал.
— Ну как, Мелехин, теперь больше трясет, чем у Гайдукова? — слышу в шлемофоне голос подполковника.
— Чуть больше, но не слишком, — честно ответил я.
Подполковник остался чрезвычайно доволен своей разминкой-тренировкой и «по секрету» сообщил нам, что своим ходом мы будем перебираться в летние лагеря. Это значит, — два дня ходу, с ночевкой в пути…
Ну что ж, это хорошо! Ведь нам полезно попотеть в трудных полевых условиях. Нам даже необходимо притереться друг к другу, получше узнать, кто на что способен.
День становился жарким, все гуще нависала пыль, хорошо хоть люки разрешили открыть…