Каждый день. Каждый день. Каждый!
Здесь, глядя на Тельмана, я принял эти слова великого немца и на свой счет. Как завещание.
Цветущие долины расстилались внизу…
А на воротах надпись «Каждому — свое». Сволочи!
11 апреля 1945 года эти проклятые ворота были штурмом взяты боевыми группами восставших узников.
Страшный лагерь, обреченный эсэсовцами на уничтожение, самоосвободился. Более двадцати тысяч обреченных на смерть узников остались живы.
У меня слезы в горле, когда я представляю себе картину штурма. Полосатые робы, почти безоружные, с самодельными ножами, заостренными напильниками, с немногими, подпольно собранными пистолетами. Но — быть или не быть! Отчаявшиеся люди лезут напролом! Через трупы своих товарищей лезут…
На бой, на тот самый, во имя жизни и свободы…
Не вытравить из человека — человеческое… Даже такому зверю, как Гитлер — не вытравить…
Подполковник сказал, что правительство Германской Демократической Республики решило строить здесь большой мемориальный комплекс памяти узников Бухенвальда.
И хорошо, если так. Пусть люди со всего света приходят и смотрят. Пусть все видят, что такое проклятый фашизм! Пусть больше думают люди, когда решают, как жить, кому давать власть над собой…
Молча мы пустились в обратный путь. Слов не было.
У Веймара Броневой, полуобернувшись к нам с переднего сиденья, мягко спросил:
— Может, поужинаем здесь?
Зареванная Надя лишь отрицательно мотнула головой. Я тоже если и хотел в ту минуту чего — так это зверски напиться.
— Тогда будем гнать до дому, Володя, — велел подполковник водителю. Тот молча кивнул головой и прибавил скорость.
Проехали Веймар. Надя неожиданно сама обратилась к начштаба:
— Товарищ подполковник, переведите меня отсюда в Россию!
— Что так? — удивился тот.
— Переведите! Прошу вас… Не смогу я больше тут… не смогу, — она разрыдалась в голос.
— Ладно, дома поговорим об этом…
Я понимал Надю. Глядя на нее, такую растерянную и убитую, мне вдруг снова вспомнились слова из Дининого письма: «Прощай, мушкетер!»
И долго, пока ехали, стучали во мне часовым маятником печальные слова: прощай, мушкетер! Прощай…
А по сторонам широкого и гладкого, как стекло, аутобана проносилась древняя Германия, повернутая к солнцу и свету исходом страшной войны.