Избранное

Только юные мертвые, отвыкая от мира,
Во вневременном безразличье любовно
Следом за нею идут, и она поджидает
Девушек, чтобы приветить их и показать им
Уборы свои: жемчуг скорби, тонкие ткани терпенья.
Идет она с юношами
Молча.

Там, где живут они, в долине старшая жалоба
К юноше подойдет и расскажет: «Мы были
Раньше великое племя, мы, жалобы. Наши отцы
Минералы вон в тех великих горах добывали.
У людей и сейчас найдутся куски отшлифованной скорби
Или окаменелого гнева из древних вулканов.
Все это оттуда. Прежде мы были богаты».
Тихо его проводит она пейзажами жалоб,
Храмов колонны покажет ему и развалины замков,
Откуда князья многомудрые жалоб
Управляли страною. Покажет ему
Высокие слезные рощи, поля, где печаль расцветает
(Только нежные листья печали знакомы живому),
Стадо грусти на пастбище. Птица порою
Взлетает в испуге и пересекает им взоры,
Плоская тень, письмена одинокого крика.
Вечер ведет их туда, где в могилах покоятся предки,
Прародители жалоб, волхвы и сивиллы.
Темнеет. Идут они тише. И полной луною,
Бодрствуя надо всем, возникает могильный памятник
                                                                         вскоре,
Брат величавого нильского сфинкса,
Горницы скрытной
Лик.
И они изумленно глядят, как в молчанье всегдашнем
На звезды-весы коронованная голова
Людское лицо опустила.

Взор его неустойчив,
Раннею смертью затронутый. Жалоба взором
Спугивает из-под короны сову, и она,
Медленно вдоль щеки проскользнув,
Вдоль округлости зрелой
Мягко впишет
В новый слух мертвеца по двойному листу
Неописуемое очертанье.

А в небе звезды. Новые. Звезды страны —- страданья.
Медленно жалоба их называет: вот «Всадник»,
Вот «Жезл», вот созвездья:
«Плодовый венец», ближе к полюсу «Путь»,
«Колыбель», «Горящая книга», «Кукла», «Окно».
В небе южном отчетливо, как на ладони
Благословенной руки, светится ясное «М».
Что «Мать» означает.

Пора мертвецу уходить, и ведет его старшая жалоба
Молча к ложбине,
Где блещет в лунном сиянье
Источник радости. Благоговейно
Называет она его и говорит:
Для людей это главный поток.

Стоят у подножия гор.
Обнимает она его, плача.

Одиноко уходит он в горы страданья.
Там не слышно шагов. Там беззвучный удел.

Может быть, мертвые нас разбудили бы знаменьем
                                                                      неким?
Явили бы нам хоть сережки на голой лещине
Или дождик весенний,
Падающий на темное царство земное.
И мы, привыкшие мыслить
Счастье в подъеме, были бы тронуты,
Были бы поражены,
Когда падает счастье.