Заповедник жалобы плакучей
ограничен сферою хвалы;
вверен скорбной нимфе ключ над кручей,
слезный ключ в глазницах той скалы,
что выносит молча бремя храма.
За плечами жалобы — взгляни! —
чувство брезжит, будто младшей самой
быть ей суждено среди родни.
Мудр восторг, желанье слишком смело;
исчисляя горе неумело,
жалоба теряет счет эпохам,
но порой возносит кое-как
в небо, хоть его не тронуть вздохом,
голос наш, нестройный звездный знак.
IX
Лишь тот, кто среди теней
поднимет лиру,
близок хвалой своей
этому миру.
Лишь тот, кто отведал там
с мертвыми мака,
стал дорожить и сам
нотою всякой.
Образ такой усвой:
пусть отраженье
смоет вода;
только в стране двойной
голос, как пенье,
нежен всегда.
X
К вам постоянно меня влечет.
Привет вам, античные саркофаги!
Римское время радостней влаги
блуждающей песней сквозь вас течет.
Или другие... Их я бы счел
глазами проснувшегося подпаска,
где тишина и пиршество пчел,
бабочек выпорхнувших раскраска;
Привет вам, дерзнувшие отвечать
в сомненье, в неутомимом потоке,
уста, умеюшие молчать.
А мы умеем ли до конца?
И да и нет в медлительном сроке
человеческого лица.
XI
«Всадником» созвездье называя,
мы самих себя распознаем.
В небе гордость взнуздана земная;
кто в седле, тот, значит, с ней вдвоем.
Жилистую стать существованья
нам постичь не в этом ли дано?
Формула взаимоузнаванья.
Скачка. Даль. И двое заодно.
Заодно? Однако где порука?
Как им не расстаться в свой черед?
Стол и пастбище — вот и разлука.
Заблудились мы среди потерь.
Звездное единство тоже лжет,
но предначертанью ты поверь.
XII
Благо духу, что связует нас,
ибо мы верны предначертаньям,
и часы наперекор мечтаньям
рядом с днем идут за часом час.
В неизвестном наша жизнь бесценна,
лишь бы угадать свою черту;
так антенну чувствует антенна,
отягчая пустоту...
Напряженье... Музыка усилий!
Сколько бы невзгод мы ни сносили,
разве в мире лишь нужда царит?
Сколько бы крестьянин ни трудился,
чтобы хлеб на ниве уродился,
труд еще не все. Земля дарит.
XIII
Груша, яблоко, банан и слива
возвещают жизнь и смерть во рту;
издали почуешь это диво.
У ребенка на лице прочту
откровенье. Как дошли сюда
эти безымянные услады?
Вместо слов под небом брызжут клады,
изумленно сбросив плоть плода.
Яблоком не это ли звалось?
Круглые надкусываешь соты,
и возникли тихие высоты,
здание, прозрачное насквозь;
и земля, и солнечные пятна,
знаменье, восторг — невероятно!
XIV
Цветок, и виноградный лист, и плод
речисты, но язык земного года
стесняет их, зато без перевода
являет нам сияющий оплот
земля, где смертных мертвые ревнуют.
Известен ли нам древний их устав?
Суглинок мозгом костным пропитав,
мощь почвы терпеливо знаменуют.
А может быть, им тяжело,
рабам, из тьмы снабжающим плодами
всех нас, господ, которым повезло?
А может быть, считать их господами
в стране корней, где спят они, врачуя
нас помесью стихий и поцелуя?
XV
Вкусно... Постойте... Сгинет вот-вот.
Прянуло, затопотало, запело.
Тихие девушки, теплое тело,
сестры, спляшите познанный плод!