Наконец он где-нибудь засыпал и лишь поздно ночью вспоминал о заступе и топоре…
— Ты, приятель, не хитри. Прямо скажи, в чем дело. Что тебе не дает покоя?
Дахундара чувствовал: Меки очень хочет чем-то с ним поделиться, но никак не наберется храбрости все рассказать. Не ответив, Меки взял у него из рук топор, начал яростно вырубать между могилами засохшие кусты. Потом устало присел рядом с Дахундарой.
— А если я скажу, смеяться не будешь?
— Когда это я над тобой смеялся?
— Сказать?
— Говори — со мной умрет! Клянусь тобой, мне ведь больше некем клясться! Неужели ты не веришь моему слову?
— Верю… и знаешь что? Научи меня танцевать. Очень прошу!
— Танцевать! — Дахундара присвистнул и осенил Меки крестным знамением, словно сгоняя с его плеча лукавого.
— Тебе что, карету прислали из дворца кутаисского губернатора? Пожжальте отсюда, прямо с кладбища, на танцы-манцы!
— А говорил, что не будешь смеяться! — с грустным упреком сказал Меки.
— Очень ты меня удивил, парень, — признался Дахундара, — но я, грешным делом, подумал, что тебе сперва чему-то другому научиться нужно. Ты ведь ни читать, ни писать не умеешь. И считать, между прочим, тоже. А танцевать — пожалуйста.
— Я должен научиться танцевать! — упрямо сказал Меки. — Больше мне сейчас ничего не нужно. Научи. Ты же сам говорил, что как-то на празднике получил за танцы первый приз.
— Верно, получил… Танцевать я, брат, умею неплохо, это верно. А где мы возьмем барабан и гармошку — без них танца не получится.
Меки вскочил:
— Барабан? Сейчас!
Он бегом кинулся к дощатой лачуге Дахундары и, вернувшись, положил перед ним старое жестяное ведро:
— Вот тебе барабан и гармошка!
Дахундара добродушно ухмыльнулся:
— Сообразил, а! Ну, ладно, попробуем. — Зажав ведро меж колен, он заколотил по нему обеими руками, словно по барабану — да так, что с верхушек ближних кустов взвились и исчезли в ночной тьме перепуганные птицы. — Сойдет! Только надо местечко подходящее найти.
Они обошли все кладбище и устроились на небольшой травянистой полянке возле ограды.
— Ты сядь вот тут и гляди, — сказал Дахундара. — Я покажу тебе, как должны двигаться ноги. Но вот что, брат, сбегай надень мои старые сапоги, а-то ноги поранишь, ты босой, а тут и колючки, и битое стекло, и всякая гадость!
Так начал Дахундара свой первый урок танцевального искусства. После той ночи, если выдавался на неделе один-другой счастливый вечер, когда Эремо раньше закрывал свой духан, Меки тут же оказывался в хибарке могильщика. Натянет его видавшие виды сапоги — и пошло-поехало! Ночную кладбищенскую тишину в лохмотья раздирали дребезжащий грохот пустого ведра и выкрики Дахундары.
барабаня, горланил могильщик и то и дело наставлял своего терпеливого ученика:
— А теперь повернись и обведи взглядом девушек. Вообрази, что эти гордые замухрышки стоят вот тут, под деревом. Да смелей! Подходи, пританцовывая, к той, которая тебе приглянулась, и приглашай кивком головы, поклоном… Ах ты, чучело! Разве так приглашают? Что — у тебя шея одеревенела? Ну, ладно, годится и так, потом будет лучше… А теперь повернись и иди в танце за девушкой. Только не очень-то прилипай к ней, ну и не отставай, конечно… Да куда же ты прешься, Меки! Куда ты свои оглобли завернул! Ослеп, что ль, не видишь, где она? О, горе мое! Погоди…
Дахундара бережно прислонил ведро к могильной плите и выплыл на поляну.
— Гляди. Я буду, значит, вроде девушки, этак ты быстрей поймешь, как надо сопровождать девушку в танце. Драхти-тарам! Дрихти-тарам! Драхти-тарам!.. О боже! Да ты как медведь! Все ноги мне отдавил! Ты что — танцуешь или мяч гоняешь? Легко надо идти, легко, порхать, а не утаптывать землю!
Как-то мимо кладбища поздно вечером проходил Барнаба Саганелидзе. Услышав барабанный грохот ведра и выкрики, он подошел к ограде, присмотрелся. «Ах, богохульники проклятые! До того нализались, что танцы на кладбище устроили, чтоб им пусто было!» Эй, Даху! — сердито позвал он могильщика.