С тяжелым сердцем, словно побитый, ушел Меки от приятеля. Он и сам видел теперь безнадежность своего положения. Но существовал ли когда-нибудь на свете юноша, который умел бы взвешивать каждый свой шаг и ни разу в жизни не строил воздушных замков?.. Меки как раз был в том возрасте, когда сердце отказывается подчиняться разуму. А вот стоило Дахундаре дунуть — и воздушные замки рухнули, рассыпались в прах.
«Когда поднимется над твоей крышей дым очага, люди увидят и скажут: «Обосновался!» — повторял Меки слова Дахундары, поглядывая во дворы, мимо которых бежала дорога. Вот перед черной от дыма хижиной маленький мальчик толчет в деревянной ступке приправу к фасоли.
— Сегодня я отнесу папе в поле обед, — пристает он к матери, которая печет кукурузные лепешки, а сам потихоньку отправляет толченые орехи в рот.
— Все съел, противный мальчишка! — сердится мать, замахиваясь на него сковородкой. Эта мирная простая картина тронула Меки до слез. Перед глазами его встал отец этого мальчугана, который сейчас работает в поле и ждет из дому обед.
И вдруг Меки вообразил себя на месте этого человека. Вот он опирается на мотыгу, чтобы перевести дух, обводит взглядом долину. Вдали показалась Талико. В руке у нее корзинка (интересно, что она сегодня приготовила? Сварила зеленое лобио или расщедрилась на цыпленка?). Впереди бежит маленький мальчуган в одной рубашонке и тащит кувшин, заткнутый кукурузной кочерыжкой. «Тише, сынок, не споткнись, а то разольешь! Не сумела я достать вина для твоего отца, так принесем ему хотя бы холодной водички!» — говорит Талико.
«Для твоего отца…» Боже мой, сколько счастья, сколько спокойной и гордой радости в этих словах!
«Хоть бы какой-нибудь ободранный петух пел у тебя на плетне!» — вспомнил Меки. Сердце в нем оборвалось, он обессиленно и безнадежно прислонился к чьей-то изгороди.
— Ты что глаза выпучил, парень? Околдовали тебя, что ли?
Меки повернул голову и увидел Кирилла Микадзе.
— Куда идешь? В село?
— В село, — кивнул Меки.
На дороге была слякоть, в мутных лужах плавали соломенная труха и клочки сена, и Микадзе, как воробей, перепрыгивал с кочки на кочку, с камушка на камушек. А Меки шагал не глядя, как попало — прямо по жидкой грязи.
— Землю теперь всем дают? — спросил он.
— Всем. Было бы чем обработать. Долю мне хоть сегодня отмерят в Сатуриа. А почему ты спросил?
— Так просто, — сказал Меки.
— Нет, не просто, — сказал Микадзе. — Эх, земля-землица! Ждет она наших рук и никак не дождется!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Духан закрылся только после полуночи. Меки едва держался на ногах от усталости и, когда хозяин ушел, лег на прилавок и некоторое время лежал не двигаясь. Все тело у него ныло. Потом, придя немного в себя, Меки зажег коптилку, разыскал иголку с нитками и сшил из какой-то старой тряпки мешочек.
Утром, чуть свет, он был уже в хибарке Дахундары.
— Здесь пять рублей! — выпалил Меки и сунул в руки изумленному могильщику мешочек и бумажные рублевки. — Вчера Эремо заплатил мне жалованье. Полагалось мне шесть рублей, да я разбил три тарелки, Эремо удержал с меня рубль…
— Хочешь, чтобы я сохранил?
— Да. Землю теперь раздают бесплатно. Я проработаю у Эремо еще два-три года. Он обещает прибавить жалованье. В каждую получку деньги буду приносить тебе. Буду прикладывать копейку к копейке. Прошу тебя: не давай мне из этих денег ни гроша, какая б ни была нужда! Этот мешочек мы будем развязывать, только чтоб положить туда деньги.
— Что ты задумал? Зачем так себя мучить?
— Зачем? — Меки покраснел. — В пятницу на базаре пару молодых бычков продавали за двадцать пять червонцев…
Дахундара прищурился и помахал перед его носом рублевками:
— Знаешь, сколько тебе нужно гнуть спину на Эремо, чтобы собрать двадцать пять червонцев?
— Знаю. Но неужели за три года я не накоплю? Куплю бычков, получу землю, поселюсь отдельно и…
Он не докончил: «…и женюсь на Талико».
Но Дахундара и без этого прекрасно понял, что хотел сказать его приятель, потому что хорошо знал о его мечте. Он одобрил решение Меки и обещал ему помочь. С этого дня все помыслы Меки сосредоточились на деньгах. Под Новый год Дахундара обычно привозил ему из Кутаиси кожу на каламани и черную сатиновую рубаху. В этом году Меки — единственный во всем селе — остался без обновки к празднику.