— Спи, сынок, — говорила она, — спи, мое золотко. — И целовала его красивый, выпуклый, такой же, как у отца, лоб. — Мамочка здесь, мамочка не оставит тебя.
Приходит время, когда родители говорят о себе не иначе как «мамочка пошла», «папочка придет». Пока ребенок усвоит великое слово «я», они успевают забыть это слово — и до последних дней своих остаются безличными отцами и матерями.
Они побеседовали с адвокатом, обсудили, что и как следует предпринять. Адвокат уверенно потирал руки, сыпал юридическими терминами и, ссылаясь на свою богатую практику, не уставал убеждать клиентов, что такие дела он провертывает быстро и безболезненно. Сначала решили было, что Иштван на те полгода, которые по закону должны пройти до развода, переберется жить к кому-нибудь из друзей, а уж потом каждый может идти куда пожелает. Вилма подумывала, не переехать ли ей лучше к Дюле на это время, но экзамен у Дюлы был отодвинут на более дальний срок. Так что Иштван и Вилма пока оставались жить под одной крышей.
Вещи, однако, постепенно перекочевывали на другую квартиру. В погожие дни Вилма перевозила туда то шкаф, то еще что-нибудь необходимое; прислуга сняла в спальне портьеры. Уже и салон лишился огромной люстры под потолком. По комнатам плыл нафталиновый запах, въедался в мебель, в одежду, просачивался в коридор. В углах стояли стремянки, валялись ремни, пустые коробки. В квартире царил дух временности и запустения.
Иштван, поздно вечером приходя домой, чувствовал себя так, будто попал на постоялый двор.
Жена теперь не ждала его вечерами; в восемь часов она гасила свет и ложилась. Порой они не встречались по нескольку дней. Иштван спал на диване в своем кабинете; не зажигая огня, в темноте раздевался, натягивал на голову одеяло и засыпал. Ему не хотелось видеть свою комнату.
Однажды ночью сквозь сон он услышал стук в дверь. Он включил свет.
В дверях, бледная, перепуганная, стояла Вилма.
— Проснись, ради бога, Иштванка болен.
— Что с ним?
— Кашель и, кажется, жар. Он даже ужинать отказался.
— Простыл, наверное, — сказал Иштван, протирая глаза. — Дайте ему какое-нибудь лекарство.
Он сел и стал медленно одеваться. Жена ушла в детскую; оттуда слышался слабый плач. Вскоре она на цыпочках вернулась обратно.
— Заснул, — сообщила она вполголоса. — Я не стала мерить температуру. Утром померяем.
— Я же сказал: небольшая простуда. В такое время все дети кашляют.
— Но он такой горячий.
— Ну да, это жар. К утру все пройдет.
— Ты считаешь? — заколебалась она; но вдруг ее охватило нервное беспокойство. — Я так боюсь: как бы чего не случилось. Надо вызвать кого-нибудь, дорогой, давай позвоним врачу.
— Сейчас, ночью?
— Да.
— Который час?
— Половина третьего.
Иштван, сонный, усталый, склонился над телефоном; прошло минут пять, станция не отзывалась. Он положил трубку.
— Никто не придет к нам в такое время. И не нужно напрасно впадать в панику. Если к каждому ребенку вызывать врача из-за насморка… — он пожал плечами, — в половине третьего ночи, — и улыбнулся.
Вилма тоже уже улыбалась. Тревога ее прошла.
Она не стала давать ребенку лекарство, даже мокрое полотенце не положила на лоб, как обычно, чтобы зря не беспокоить. Она слышала от кого-то, что сон лучше любого лекарства. Да-да, это врач один говорил.
Утром, в девять часов, Иштван испуганно вскинулся на постели и посмотрел на часы: опоздал. Лишь на пороге он перекинулся несколькими словами с женой, спросил про здоровье Иштванки.
Мальчик спал довольно спокойно. Утром даже съел две ложечки черешневого варенья. Но хорошо было бы все-таки посоветоваться с врачом. Может быть, с тем профессором, который лечил его в прошлый раз.
Иштван на целый час опоздал на службу. Работа ждала его, на столе грудой лежали дела, то и дело хлопала дверь и звонил телефон. Только на улице, в два часа пополудни, он вспомнил, что должен поехать к врачу. Он махнул извозчику, но тот не остановился. Не остановился и следующий, и еще один. Видно, он недостаточно солидно выглядит, если извозчики даже не хотят его замечать, хоть и едут без седоков. Обескураженный неудачей, стыдясь своей неумелости, Иштван отправился было пешком, но потом решил, что сначала надо, пожалуй, зайти домой, посмотреть на ребенка: вдруг врач уже и не нужен. Профессор в такое время в клинике, идти к нему сейчас все равно бесполезно.