Владелец мастерской появился незамедлительно. С бесстрастной улыбкой он молча кивнул, приветствуя нового клиента.
Именно таким Бошан и представлял себе Шрайнера.
Тот был высокого роста, худой и хромой, носил ортопедические башмаки на толстой подошве. Подбородок его серебристой колышущейся бахромой обрамляла старомодная козлиная бородка.
Мастер тотчас уразумел, что речь идет о заказе костюма.
В мгновение ока он вывалил перед Богданом отрезы всевозможных тканей — на стол, на стулья и даже прямо на пол, так что этот шелестящий водопад материи поверг учителя в подлинное смятение. Ему демонстрировали фабричное клеймо на каждом отрезе, комкали уголки немнущихся тканей, звонко хлопая рулонами материи, развевали ею как знаменами. Вырвав из очередной ткани шерстяную ворсинку, поджигали ее спичкой и давали сгореть дотла, а затем, растерев пепел пальцами, предлагали Богдану опробовать на запах. Ту приглянувшуюся ему ткань — серую и вроде бы в осыпи маковых зернышек, так и не смогли отыскать в запасах, зато взамен оказалось множество иной материи, чуть ли не в точности на нее похожей и на ощупь такой же шероховатой, а что до ширины и прочности, так и еще лучшего качества, с гарантией на несколько лет.
После того как материя была подобрана, перед клиентом разложили целую кипу модных журналов со множеством картинок, чтобы выбрать желаемый фасон.
Бошан разглядывал изображения пресыщенных светских львов — в театральной ложе или на рауте с бокалом виски, лордов, дипломатов, прогуливавших на длинном поводке борзых собак, вертопрахов, прожигающих жизнь на скачках — с болтающимися на ремешке вокруг шеи биноклями.
Он остановил свой выбор на дипломате с борзой собакой.
Затем воспоследовала церемония снятия мерки. Насколько иначе проходила она, чем у его прежнего мастера, когда жалкий портняжка правой рукой натягивал сантиметр, а левой каракулями записывал цифры на клочке оберточной бумаги. Здесь все совершалось с хирургической скрупулезностью и подобающе пышным ассистированием. Мастер с козлиной бородкой испросил дозволения снять с заказчика старый пиджак. Он взялся за пиджак с брезгливой осторожностью. На лице его в этот краткий миг угасло выражение подобострастия, доселе неизменно сиявшее в каждой черточке. То нарочито растопыривая пальцы, то преувеличенно стискивая их, мастер со сдержанным отвращением стащил с учителя паршивенькую, заношенную одежонку, словно опасаясь заразы, но все же выполняя свой долг, затем поспешно передал стоящему наготове ученику: точь-в-точь профессор-хирург, вручающий практиканту опухоль, удаленную в ходе операции с тела больного. Бошана тотчас взяли в работу проворный подмастерье и два ученика. А у конторки напротив барышня — та симпатичная молодая девица, которая впустила его в мастерскую, — отвернув колпачок американской самопишущей ручки, приготовилась заносить данные в гроссбух.
Пока мастер опытной рукою касался его тела, обмеряя окружность груди и живота, длину руки до плеча и ноги до колена, и тихонько бормотал себе под нос результаты каждого очередного замера, а подмастерье громким и уверенным тоном повторял цифру, адресуя барышне, которая, в свою очередь, с молниеносной быстротой заносила данные в конторскую книгу, у Бошана тоже возникло ощущение, будто он похож на больного, который после множества знахарей и неумелых врачевателей наконец-то попал в руки знаменитого профессора-ученого. И подобно пациенту, который по мере того, как врач прослушивает и простукивает его, перестает ощущать свой недуг, чувствует, как все боли стихают и тем самым чуть ли не наступает излечение, так и Бошана приятно взбудоражило щекочущее прикосновение чужих пальцев к подмышкам, уверенное ощупывание-обглаживание его тела, столь отвыкшего от заботы и ухода, а главное — это необычайно лестное и тщательное внимание к его скромной персоне. Духовно преображенный, помолодевший, вышел он на улицу.
— Знаешь, Матэ, в чем твоя беда? — с молодцеватым задором обратился он в тот же вечер к своему коллеге Матэ Юхасу. — Беда твоя в том, Матэ, что ходишь ты оборванец оборванцем.
— Я?..
— Вот именно! Прямо поражаюсь, что за обноски всегда на тебе надеты. Можно подумать, будто ты вкупе со всеми остальными педагогами перекупаешь свои костюмы у старьевщика.
— Извини, но дорогие вещи мне не по карману.
— Не по карману, не по карману! Неужто ты думаешь, будто хороший портной обходится дороже? Ошибаешься, дружище. Иметь дело с хорошим портным гораздо выгоднее, иначе в трубу вылетишь. А вы только попусту деньгами разбрасываетесь. Не миллионеры же вы в самом деле, чтобы обращаться к услугам доморощенных швецов! Вот у меня, — Бошан интригующе понизил голос, — теперь появился настоящий портной. Лучший из лучших! Хочешь, дам адресок?