С волнением мальчик открыл дверь с номерами пятьсот семьдесят шесть, пятьсот семьдесят семь, пятьсот семьдесят восемь.
В зале было битком набито ожидающих, целое стадо просителей, а позади, за деревянной загородкой, запертые, как арестанты, сгорбясь, сидели чиновники. Пишта вытянул шею. Справа он увидел комнату поменьше, дверь была открыта. Туда он и вошел.
— Где мне найти господина Иштвана Такача? — обратился он к молодому человеку, который как раз расположился позавтракать.
— Налево, — ответил тот, даже не взглянув на Пишту, и принялся за свою колбасу.
Протиснувшись через толпу, Пишта направился в левую комнату, точь-в-точь такую же.
Там стоял большой письменный стол. Но и за ним сидел не отец, а какой-то совершенно лысый господин. Однако тут же он заметил отца, его русые с проседью волосы, крепкий затылок. Отец сидел спиной к Пиште, в углу за маленьким письменным столиком, придвинутым к стене.
Пишта приблизился на цыпочках. Подойти совсем вплотную он не мог, метала гора книг на полу. Мальчик низко поклонился. Отец не заметил его. Пишта смущенно кашлянул.
— Здравствуй, папочка.
— Чего тебе?
— Меня мама послала.
— Зачем?
— За ключом.
— Каким еще ключом?
— От кладовки. Она думает, ты нечаянно унес его с собой.
— Вечно вы мне мешаете, — вспылил Такач.
Он поднялся и стал рыться в карманах. Швырнул на стол портсигар, завернутую в бумагу булку с маслом, очечник, записную книжку, носовой платок.
— Нет, — констатировал он в бешенстве, — нет. Ищите дома.
Пишта потупился. Он смотрел на письменный стол — жалкий, убогий, чахоточный столик. Он представлял его себе побольше. Хотя бы как у лысого.
Такач один за другим выворачивал карманы и, остужая свою злость, распекал сына:
— В каком виде ты пришел сюда, на люди! Весь грязный. Не умылся даже. А туфли, а чулки? Хуже бродяги какого-нибудь. И не стыдно?
— Это сын твой? — спросил лысый.
— Он самый, — буркнул Такач. — Бездельник. Вечно шляется. За книжку не усадишь, ему бы только мяч гонять.
— Но сейчас ведь каникулы, — заметил лысый. — Или, может, он провалился?
— Почти, — вздохнул Такач.
И тут из кармана его брюк выпал пропавший ключ.
— Вот он, — сказал Такач.
Пишта бросился к ключу, поднял и хотел было идти. Но из зала вдруг закричали сразу несколько голосов:
— Такач! Такач!
Поднялся переполох, как на пожаре. В дверях появились чиновники, и среди них — причина и очаг волнения — какой-то юркий господинчик.
Такач, который рассовывал все обратно по карманам, согнулся в низком поклоне.
— Что изволите, ваше высокопревосходительство?
Маленький нервный человечек протянул ему лист бумаги, на котором синим карандашом было написано несколько цифр.
— Такач, вот эти документы принесите мне из регистратуры, да поживее, — распорядился он.
— Сию минуту, ваше высокопревосходительство, — подобострастно отозвался Такач.
И как был, без шляпы, кинулся исполнять поручение.
В комнате воцарилась тишина. Чиновники, как лейб-гвардия сопровождавшие начальника, разошлись и с рвением принялись за работу.
Начальник прохаживался взад-вперед в скрипучих ботинках на пуговицах. Дожидался Такача с бумагами из регистратуры. Скуки ради стал разглядывать картину на стене. Взял с этажерки книгу, открыл и с размаху швырнул обратно на место. Чувствовалось, что он здесь хозяин и повелитель.
В суматохе, которую вызвало прибытие начальства, Пишта не смог пробраться к двери да так и застрял в комнате. Некоторое время он жался у стола, потом уселся на груду книг и стал болтать ногами, наблюдая за начальником.
Этот низенький человечек походил на какую-то странную птицу. На его подвижном носу ярко блестело пенсне. Голова у него была маленькая, с жидкими серебряными волосами и пробором посредине. Он потер руки — послышался сухой, раздражающе шершавый звук, будто скребли наждаком.
— Что это за мальчик? — спросил он, внезапно остановись у стола лысого господина.