— Поедем, мама, в город. Я возьму уроки, — успокаивала Варя мать.
— Спасибо, доченька. Уехала бы, не оглянулась. Жизни с ним нет, спит и видит, как разбогатеть. Сбежала бы, да не выдаст вид на жительство. Я к нему в паспорт вписана. Решилась бы на самоволку, а он с жалобой к уряднику. По этапу пригонят. Сраму не оберешься.
Утром Варя на попутной подводе уехала на станцию. Надежда Петровна проводила дочь до кузницы и долго глядела вслед, как дыбится пыль. Когда телега в последний раз показалась на пригорке возле трех сосен, ноги у нее подкосились, она рухнула на дорогу…
Глава вторая
В Петербурге Варю ждали новые неприятности. Купец Гаврилов отказал ей от места. Он нанял в учителя француза. В довершение бед вдова, в квартире которой Варя снимала угол, повысила плату.
Сторожиха украдкой пустила Варю ночевать в школу. Спала она в классе на стульях, сделав изголовье из книг и полотенца. Потом весь день ломило тело, в голове стоял шум, с трудом она провела уроки.
Прямо из школы Варя отправилась к вдове — не скитаться же по ночлежкам. На Большой Колтовской улице Варино внимание привлекло объявление на заборе о сдаче комнаты за недорогую плату.
В этот же день Варя забрала свои пожитки у вдовы. В снятой комнате едва уместились железная кровать, столик и этажерка. Хозяйка квартиры — Анфиса Григорьевна — оказалась добросердечным человеком.
— Располагайтесь по-домашнему, — сказала она. — Питайтесь на кухне, там у нас чисто.
Утром, еще до ухода Вари в школу, Анфиса Григорьевна успевала сходить на рынок, купить для себя и своей жилички мяса, овощей, крупы.
Варя второй год преподавала в частной школе Софьи Андреевны Белоконевой, женщины лет сорока пяти, с лицом монастырской послушницы, одетой всегда в одно и то же строгое платье с закрытым воротом. Она носила черный платок, заколотый под подбородком, отчего ее продолговатое лицо с мясистым носом выглядело еще длиннее. Ребята не любили ее и прозвали монашкой. Жила Софья Андреевна в школе. Занимала большую комнату, похожую на молельню. Красный угол был завешан иконами в громоздких киотах. Софья Андреевна спала на жесткой кровати, не ела скоромного в постные дни.
Как-то Варя задержалась в классе, отбирая тетради для проверки. Портфель был переполнен, однако Софья Андреевна совала ей еще книгу в бархатном переплете с металлической застежкой:
— Почитай, душу облегчит. Я ее храню рядом с Евангелием. Потом побеседуем.
Пришлось принять книгу и поблагодарить.
Домой Варя возвращалась не в духе. Проклятая книга испортит вечер.
На лестнице вкусно пахло свежим борщом, — варить его Анфиса Григорьевна была мастерица.
— Пригляди-ка, Варенька, за ребятками, — попросила она, надевая мужнин пиджак. — Никак не вырваться в лавку, а какой же борщ без сметаны!
Малые спали в деревянных кроватках, накрытые марлей, старший играл в бабки на дворе. Наверно, из деревни занесли в Петербург эту игру крестьянских детей.
Варя раскрыла книжку, переплетенную в бархат. Листы и корешок кое-где были засижены клопами, замусолены чьими-то пальцами. Что же это за сочинение, которое Софья Андреевна хранит рядом с Евангелием?
«Учитель (ница) должен быть воплощением всех добродетелей, в понятие коих входит:
Быть верующим. Строго соблюдать посты, исповедоваться в положенный срок. Не пропускать ни одной церковной службы.
Не предаваться распутству. Не жениться (не выходить замуж) до 35—40 лет.
Не принимать участия в вольнодумных собраниях, противных императорской фамилии. Образумливать смутьянов словом, а неисправимых предоставлять полиции…»
Вот оно что! Настольная книга для народных учителей! Полицейско-церковный катехизис. Варя швырнула замусоленную книжку в угол. А после обеда достала ее, поправила застежку и села читать. Софья Андреевна завтра непременно заведет к себе в молельню, спросит, понравилась ли книга.
Потеря места у купца Гаврилова спутала все Варины расчеты. Теперь она не сможет посылать в деревню обещанных денег. Софья Андреевна помалкивала о прибавке жалованья, хотя с осени у Вари стало на один класс больше.
Варю не покидала надежда найти частные уроки. Приближались рождественские праздники. Витрины магазинов украсились россыпями золотого дождя, ватными дедами-морозами, китайскими фонариками. Будет ли у Вари праздник? Мать писала ей часто, и почти в каждом письме внизу было приписано отцовской рукой: «Пришли денег, если не хочешь сраму». Уже в октябре Варя сняла со сберегательной книжки остаток вклада.