Джо только что принял душ. Волосы его мокрые, а левое ухо перевязано свежей повязкой.
— Но я сидел не просто «где-то у Нила». А на том самом месте, где Стронгбоу и Менелик, под конец своих долгих жизней, однажды провели тихий день. Там, где когда-то стоял ресторан с оплетёнными лозой и цветами шпалерами, с бассейном, где плавали утки, и клеткой, где вопили павлины. Место встреч, где молодые Стронгбоу и Менелик и Коэн некогда проводили свои воскресенья. Место для беседы, длившейся сорок лет.
Место, от которого осталась только вывеска… «ДВИЖУЩАЯСЯ ПАНОРАМА». И я принялся размышлять об этом знаке и мирах внутри миров. Но под журчащее заклинание реки задремал прежде, чем додумался до чего-либо.
В последнее время я почти не спал, — добавил он, — несмотря на то, что я вроде мёртв… «Случай с беспокойным мертвецом», — подходящее название для детективной книжки, сразу ясно о чём; а не как у того поляка — «Расследование» чего?
Мод улыбнулась.
— Там действительно был ресторан?
— О, это было то самое место. Стерн указал на него, когда мы вышли из склепа, вчера. Так вот, я задремал, не додумав, а к вечеру проснулся и пошёл прямо сюда.
— Полковник предупредил меня, что дома меня может ждать посетитель. О, Джо, я была так взволнована. Я была уверена, что это означает, что у тебя всё будет хорошо. Принести тебе что-нибудь поесть? Ты, должно быть, голоден.
— Должен бы быть, но я этого не чувствую. Думаю, что могу пока выпить.
— Налей себе сам. Или ты хочешь, чтобы я сходила?
— Я справлюсь, не утруждай себя. Где ты хранишь «мою прелесть»?
— На кухне. В шкафу над раковиной.
— Я быстро, — сказал Джо и скрылся на кухне.
Хлобыснула дверь шкафчика. «Мать его, косорукого ирландца. Амбидекстер, понимаешь, а обе руки — из жопы», — подумала простушка Мод и услышала, как Джо чихнул.
— Я забыла упомянуть дверь шкафа, милый Джо, — сказала она, когда он вернулся на балкон.
Джо улыбнулся.
— Такой неуклюжий человек, как я, непременно поднимет шум. Это показывает, что я не создан для такой работы; как только расслаблюсь, так что-нибудь да разломаю.
Он сделал большой глоток и присел на низкое ограждение балкона. Мод склонилась над вязанием и заговорила, не поднимая глаз.
— Кажется, ты много пьешь.
— Да.
— Это помогает?
— Да, боюсь, что так оно и есть.
— Ну тогда это хорошо, я думаю.
— К сожалению это не так, Моди, это своего рода слабость. Но зато, стоит напиться и всё — трын-трава. Мир кажется мне таким тёмным и неприветливым, что для установления внутреннего спокойствия годится даже «Боярышник». Хотя я конечно понимаю, когда трезвый, что спокойствие это — ложное.
— Ты можешь остановиться, как думаешь?
— Если бы пришлось. Люди, если придётся, способны на всё. Даже на те вещи, которые они сейчас делают в пустыне.
Мод спрятала глаза.
— Ты уверен, что Блетчли позволит тебе уйти?
— Не уверен, но это кажется вероятным. Думаю, будь по-другому, он бы не дал мне полдня, и не просил полковника отпустить тебя домой.
— Но ты сказал, что тебя «пасут».
— Просто компания, Моди. Полагаю, Блетчли не хочет, чтобы со мной что-нибудь случилось без его участия. Кроме того, вернувшись к склепу Менелика, я сам дал монахам возможность сесть мне на хвост.
— Зачем ты это сделал?
— Чтобы Блетчли знал, где я сегодня побывал.
— Но почему ты просто не остался вне поля зрения до времени назначенной встречи?
— Ну, во-первых, тогда я бы не смог увидеться с тобой.
Во-вторых, после того, что майор вчера говорил о Стерне и Колли, особенно о Колли, мне кажется, что Блетчли не пошёл бы на трудности заманивания и доставки меня сюда, чтобы в конце просто убить.
— Но разве мнение майора имеет значение? Неужели важно, что он высоко ценит память о твоём брате? Блетчли может относиться к этому, — да ко всему, — совсем по-другому.
— Может, но я сомневаюсь в его чёрствости.
— Мне это не нравится, Джо. Это пугает меня. Блетчли имеет репутацию очень целеустремленного человека.
— Так и должно быть, на такой-то работе.
— Но люди говорят, что он ни перед чем не остановится, чтобы получить то, что хочет.
— Я знаю, он сам мне однажды сказал. Сказал, что сделает всё, чтобы победить немцев. Всё, что угодно, и он не шутил.