Любой скотовод испытывает какое-то необъяснимое удовлетворение, находясь при своем стаде. И чаще всего он изливает свою радость в песнях. Вот и Дамдин, усевшись поперек седла, затянул старинную протяжную песню, которую любил и хорошо знал.
Гнать верблюдов домой было еще рановато, и поэтому он остановил их, а сам поднялся на бугорок, спешился и стал наблюдать за ними. Они, чувствуя его присутствие, спокойно паслись. Дамдину сделалось скучно. Тогда он, не зная, чем заняться, лег на спину и принялся смотреть на проплывающие облака.
Вдруг его дремавший конь резко поднял голову, насторожился и стал коситься на северо-восток. Дамдин тут же вскочил на ноги и увидел всадника, мчавшегося в его сторону. Он, как и любой скотовод на его месте, обрадовался появившемуся в степи человеку. Вскоре тот подъехал. Им оказался Базаржав. Дамдин же, вместо того чтобы обрадоваться, поскучнел — дело в том, что односельчане Базаржава не любили за его бахвальство и развязность.
Базаржав даже не поздоровался с Дамдином, зато, еще не успев спешиться, уже подкузьмил его:
— Хорошо на свежем воздухе спать-то, а? Смотри, как бы тебе барсук кое-чего не разорвал…
— А я и не спал, — ответил Дамдин.
— Ну, это дело твое! Как верблюды? Пасутся спокойно?
— Спокойно… А как твой скот?
— Да ничего! Пылю все по степи, — ответил Базаржав, затем подошел к нему, сел и закурил.
Дэли на нем был куцый, а желтый шелковый пояс затянут слабенько. Рукава с обшлагами явно длинны. И тому, кто понимает толк в монгольской одежде, Базаржав, ясное дело, никак не мог понравиться. Сам же он, видимо, считал, что ему все к лицу. Черную шляпу свою он надвинул на глаза, грудь — нараспашку. Красные шелковые шаровары подобрал выше колен, так что ноги у него были голые. Правда, гутулы сидели хорошо. А вообще Базаржав слыл зряшным человеком, к которому пристает все плохое, что только есть у худонских парней.
Отец у него умер, когда он был совсем еще маленьким. Мать растила его баловнем и слишком многое позволяла. Потому-то он и возомнил себя главой айла еще тогда, когда у него и усов не было. Дома бывал редко, а все больше рыскал по степи: чем-то подторговывал, косился на подрастающих девчат и был весьма охоч до чужого кумыса.
Никто о нем хороших слов не говорил. Для всех он был баламутом и бездельником. Об этом он знал и сам, потому и с людьми был груб и упрям. Несмотря на это, сегодня Дамдин с Базаржавом легко нашли общий язык и завели задушевную беседу.
Базаржав, видимо, и сам был рад, так как раскурил свою трубку до такой степени, что она раскалилась. У него даже перед глазами поплыло.
— Счастливчик же ты, Дамдин, черт возьми! Ни в чем не нуждаешься — айл у Цокзола богатый… Ну, и потом… — И он, прищурив глаза, расплылся в улыбке.
Дамдин оживился:
— Да ничего! Живем…
— А что еще надо? Дочь-то их вернулась из школы?
— Да, вернулась. А что?
— Говорят, стала красавицей… Так?
Дамдин молча кивнул и улыбнулся.
— А ты сам поди уже глаз на нее положил.
Дамдин при этих словах вздрогнул и, посмотрев на Базаржава, едва слышно шепнул:
— Нет…
— Ну да, что на нее смотреть!
Дамдин почесал в затылке и сказал:
— Нет, почему же… — и что-то хотел, видимо, еще добавить.
— Вот дурачина! — перебил его Базаржав. — Чего испугался? А ты вообще-то раньше имел дело с ними? — стал допытываться он.
Дамдин заерзал и опустил голову. Базаржав сплюнул и решительно сказал:
— Что же получается? Жизнь свою на помойку хочешь выбросить?!
Потом, придвинувшись к нему, стал рассказывать о своих любовных похождениях.
Дамдин слушал Базаржава с раскрытым ртом, чувствуя, как меняется у него отношение к этому парню: теперь перед ним сидел совсем другой человек. Возможно, его подкупило и то, что Базаржав с такой доверчивостью раскрыл все тайны своей души. Они раскурили весь кисет табака и за разговором не заметили, как наступил вечер. Не заметили и того, что ушли верблюды.
К сожалению, пора было прерывать этот интересный разговор. Но Базаржаву не хотелось просто так отпускать Дамдина, и он сказал:
— Дамдин! Ты окажи мне одну услугу… Помоги окрутить Улдзийму…
— Как это? — удивился Дамдин.
— Очень просто! Передай ей вот это письмо… Без всяких объяснений передай, и все.
— Хорошо. Передам…
— Бояться тебе нечего! Я ведь уже рассказал тебе, как это делается! — распалился Базаржав и снова заговорил о том, какие победы он одержал до этого над девушками сомона и близлежащих айлов.