— Ну, тогда другое дело! — восторженно согласился бывший арендатор базара.
— Вот это верно, н-н-нда, — пробормотал временный, — он уступит (председатель ткнул указательным пальцем в префекта), и мы уступим (и он ткнул себе пальцем прямо в грудь). Н-н-нда… и мы уступим!
Мир восстановлен. Энтузиазм вновь возрастает.
— И поэтому… ввиду того, что опасность велика, — снова начал субпрефект, опьяненный вином и успехом своей дипломатии, — ввиду того, что опасность велика… и мы все ее сознаем… мы должны объединиться и завтра же вечером переубедить бывшего подлеца!
— Он заслуживает этого, — вставил адвокат Чиупей, глядя в глаза госпоже Гиолице, — ибо он затевает и нечто более худшее, чем темные политические дела. Если бы вы только знали, госпожа Гиолица, и вы, господин Ницэ! Если бы вы только знали, вы бы его окончательно стерли с лица земли!
— Что? — закричала Гиолица, вспыхнув; она кое-что знала. — Что, господин Чиупей? Говорите, господин Чиупей, говорите немедленно, иначе я умру тут же на глазах у всех!
— Говори, Чиупей, я тебе приказываю! — повелительно крикнул господин Ницэ, опрокидывая стакан и заливая стол вином. — Я тебе приказываю, Чиупей, и когда опасность велика и я приказываю, тебе надо подчиниться; даже если бы я тебе приказал молчать, ты все равно должен был бы говорить! Я таков: если приказываю, то уж приказываю!
Субпрефект умолк, ударив кулаком по столу и опрокинув стакан вина.
Все застыли, устремив глаза на Чиупея.
— Он плетет небылицы о любви, — сказал Чиупей, потупившись. — Не знаю, что… не знаю, какого характера… любовь… отказ… ревность… он… госпожа Гиолица…
— Что?! — закричала госпожа Гиолица. — Да как он посмел равняться со мной?
И, кусая пальцы от злости, она заплакала и бросилась на шею субпрефекту.
— Послушай, Ницэ… послушай, Ницэ… если ты в силах… отомсти за меня, Ницэ! Отомсти!
Госпоже Гиолице сделалось дурно.
Субпрефект и адвокат Чиупей унесли ее.
Судорожно дрыгая руками и ногами, Гиолица вопила истошным голосом: «Отмщение! Отмщение!» — хотя, как и все другие, она была убеждена, что потеряла сознание.
Субпрефект и адвокат Чиупей уложили ее на постель в спальне.
У Гиолицы все время судорожно дергались то ноги, то руки.
— Надо распустить ей корсет, — предложил адвокат Чиупей господину субпрефекту.
— Я ничего не смыслю в этом, — ответил тот в замешательстве, несколько раз откашлявшись, — но ввиду того, что опасность велика… и мы все это сознаем… если ты смыслишь в этом деле, дорогой Чиупей… сделай мне одолжение… ввиду того, что опасность велика…
Адвокат Чиупей наклонился над молодой и упругой грудью госпожи Гиолицы.
Субпрефект, убежденный, что он, как человек хорошо воспитанный, не должен оставлять собравшихся, и зная также, что Гиолица падает в обморок довольно часто, оставил ее на попечении Чиупея и перешел в гостиную.
Увидев его, все поклялись отомстить за госпожу Гиолицу.
Адвокат Чиупей тоже вернулся и весело сообщил:
— Не беспокойтесь, ей уже лучше, она открыла глаза и приказала нам отомстить за нее!
— Отомстить… н-н-нда, отомстить! — поддержал временный, вспомнив, что однажды видел, как госпожа Гиолица прогуливалась при луне с «бывшим подлецом» и пела: «Только одни глаза любила я в жизни своей!»
— Отомстить! — пробормотал адвокат Андрин, вспомнив, что как-то раз, проходя по прибрежной роще на берегу Олта, он услышал возглас: «Ах!» и поцелуй и, притаившись на опушке, увидел собственными глазами сначала «бывшего подлеца», а потом и госпожу Гиолицу.
— Отомстить! — сказал лекарь, вспомнив, что несколько месяцев тому назад, когда господина Ницэ не было дома, он, придя к госпоже Гиолице, принялся за кофе; сидя на веранде, он по своей системе «лечился» ромом — «от микробов»; а «бывший подлец» прогуливался с госпожой Гиолицей; лекарь же, приналегши на ром «от микробов», заснул, уронив голову на стол; очнувшись, он уже не увидел ни «бывшего подлеца», ни госпожи Гиолицы.
— Отомстить! — пробормотали еще двое перепившихся господ с красными глазами и усами, мокрыми от вина.
— Благодарю вас. Я вижу, что вы любите мою жену, этого ангела, которого вы все знаете. А теперь поклянемся и, ввиду того, что опасность велика, выпьем.
Уже восемь раз приносили по четыре бутылки красного вина. А затем еще и еще…