— Господин Морой, ваша очередь метать банк, — обратился к нему старик Кристодор.
Столоначальник внезапно встрепенулся, как дремлющий человек, голова которого клонится на грудь.
Младший лейтенант, кавалерист, прищелкнув языком, прошел мимо директора министерства финансов и, потянув его за рукав, показал глазами на столоначальника, мурлыча себе под нос: «Воспрянь, румын, от ве-е-е-е-чного с-с-с-на»[8].
Директор улыбнулся, весьма искренне сожалея, что «у бедняги Мороя такое скромное жалованье».
Раскачиваясь на ходу, шаркая ногами и позвякивая шпорами, офицер направился к столу, где играли дамы. Он обошел вокруг стола, поглядывая на сидящих дам и улыбаясь с натянутой любезностью каждой из них и молодой и старой. Остановился он только позади госпожи директорши, приблизился к ней и, воспользовавшись размолвкой, возникшей среди дам, что весьма часто случается с ними во время игры в chemin de fer[9], слегка коснулся ее плеча.
Директорша сделала вид, что уронила на пол кредитку и, наклонившись, чтобы отыскать ее, шепнула лейтенанту:
— Нику, ты все проиграл?
Офицер, как истинный кавалер, быстро нагнулся, чтобы помочь госпоже директорше; ощупью отыскивая деньги, он погладил ее по колену и, подняв глаза, ответил, притворно закашлявшись:
— Не повезло, милая моя! Проиграл! И даже все, что у меня самого было…
По правде сказать, он не помнил точно, были ли у него собственные деньги! Но во всяком случае он не лгал, он действительно проиграл триста лей с такой легкостью, точно они ему с неба свалились.
Когда молодой офицер услышал, что за столом, где играли мужчины, произнесли: «В банке двести пятьдесят!» — он ринулся вперед и крикнул самоуверенно: «Ставлю пятьдесят!» — сунув на ходу в карман брюк четыре скомканных двадцатифранковых кредитки.
— Господин директор, — продолжал он, — вообразите себе, какая удача: вот вчера у меня было три двадцатки, и я выиграл в клубе «Прогресс» тысячу лей. Я бы и больше выиграл, если бы не двое самых желанных посетителей бухарестских салонов — один депутат, а другой адвокат, — они испортили игру, затеяв драку, причем орудовали стульями. Видите ли, они подозревали друг друга… в политических интригах.
— Я протестую. — вмешался юрисконсульт, — вчера вечером я тоже был в клубе (он был членом клуба!), и ничего подобного там не произошло!
Но, увидев, как побагровел юный лейтенант, он прибавил:
— Впрочем, если я говорю ничего, то это, в моем представлении, почти ничего. Это смотря по тому, как судить.
— Да, смотря по тому… как судить, — смущенно пробормотал кавалер, не находя себе места.
— Нику, ты выиграл! — сказал ему директор, пристально глядя на него.
— Merci, mon directeur[10], — поспешно ответил офицер, отбрасывая с узкого лба прядь напомаженных волос.
— Капитан, — возмутился адвокат, — я еле избавился от вашей жаркой шинели; а теперь уж будьте столь великодушны, найдите себе другое портмоне вместо этого бутылочного осколка… смею вас уверить, он вовсе не благоухает.
Игроки вновь развеселились, на их утомленных лицах появилось оживление. Все смотрели на бедного капитана, у которого от стыда и от проигрыша голова шла кругом.
— Капитан, а где ты нашел этот бутылочный осколок?
— Скажи по правде… Это останется между нами…
— Держу пари на три пятака, что ты не пьешь из него кюрасо.
— Больше не разрешайте ему выходить…
— Капитан, брось ты этот осколок. Все это ерунда, он тебе удачи в игре не принесет…
— Господа! — закричал директор, едва сдерживая смех (он видел, как капитан засовывал бутылочный осколок в карман мундира). — Господа, мечет банк господин Морой!
Столоначальник взялся за карты, протянув скупым и безнадежным жестом последнюю монету. Он начал сдавать карты противнику и придвинул монету к себе. Плохая примета. Вначале он слишком далеко отодвинул ее от себя. Морой чувствовал, что задыхается.
— Девять! — поспешно выкрикнул бывший корчмарь, а ныне помещик, Кристодор, быстро придвинув к себе обе ставки.
Господин Морой выронил карты. Руки его бессильно опустились на стол. Он закрыл глаза. Его душил сухой кашель.
У него осталась только одна карта.
— Тяните карту, дружище Морой… Черт знает, может быть, и повезет? Тяните карту! — подбодрял его Палидис, возмущенный радостью старика Кристодора.
И, схватив колоду, он раскрыл вторую карту банкомета, швырнул ее на стол и удовлетворенно сказал:
8
Первые слова распространенного в старой Румынии патриотического стихотворения Андрея Мурешану «Воспрянь, румын».