Делеску закрыл глаза и, наклонившись к жене, что-то тихо прошептал ей на ухо; она успела расслышать только отдельные слова: «Завтра… деньги… ревизия». И, хотя он говорил шепотом, мадам Делеску сердито накинулась на него:
— Тише, какого черта ты так орешь! У меня уши лопнут!..
В углу гостиной младший лейтенант Нику весело болтает с госпожой директоршей. Время от времени он повышает голос, чтобы все присутствовавшие слышали, что он говорит о самых обыденных вещах. Он рассказывает ей о новой оперной труппе, о знаменитой примадонне, которая приезжает специально ради них, румын. А впрочем… Он уже однажды слышал ее… не прошло еще и года с тех пор, как он был свидетелем того, как она положила на обе лопатки мадам Краусс из Парижской оперы… Голос офицера все понижается, переходит в таинственный шепот. Директорша оживляется, она явно чем-то возбуждена, лихорадочным движением поправляет локоны на лбу. Ей хочется коснуться руки Нику, но она не решается… Глаза ее так и бегают по сторонам; она часто моргает и, притворно вздыхая, ласково шепчет: «Нет… ей-богу, нельзя… нет, это невозможно… Ну, ладно. Посмотрим… Да пойми же ты, наконец… Ох, Нику, какой ты еще ребенок!.. Ну, погоди, пока гости сядут за карты… И смотри, чтобы он тебя не заметил… По коридору… вторая дверь… налево…»
Чаепитие подходит к концу.
Стоя около окна, директор министерства финансов разговаривает с госпожой Морой о служебных делах, обязанностях, о продвижениях по службе и об обновлении персонала; он особенно подчеркивает каждое слово всякий раз, когда кто-нибудь проходит мимо них. Его узкие глазки самодовольно поблескивают, лицо багровеет, он то и дело наклоняется к госпоже Морой и бросает игривые словечки, смакуя их, как леденец. Ему не стоится на месте. Он то замолкает, то снова начинает говорить, ловя улыбку госпожи Морой. Они отходят к окну: за портьерой они чувствуют себя куда свободнее. Гости сели за карты. Директора и госпожу Морой уже никто не видит, ими никто не интересуется, никто, даже директорша, которая зачем-то на минутку вышла из гостиной.
— Софи, я исполню всё, что ты у меня ни попросишь… все… — шепчет директор и целует ее руки, когда она поглаживает его длинные рыжие бакенбарды.
— Да!.. А я тебе говорю, что ты меня не любишь… В этом я уверена… и ты прав… Я — всего лишь жена какого-то Мороя… Все напрасно, я так и останусь… женой Мороя…
Софи с грустью высвободила свою руку, опустила глаза и покраснела. В эту минуту она была действительно красива. Зажмурившись, она немного приподнялась на цыпочки, повернулась к окну и тяжело вздохнула:
— Ах!.. Ты не можешь меня любить!
Директор, очарованный этим неверием, которое придавало меланхолическое выражение ее округлому лицу, этой страстностью, которая возвышала ее над теми, кто сидел за карточным столом, очарованный ее гибким станом и соблазнительной грудью, вздымавшейся под светло-желтыми кружевами, поцеловал ей руки и привлек к себе.
Софи повторяла задумчиво:
— Ты меня не любишь…
И директору (который никогда не знал, что такое любовь), охваченному внезапной прихотью, показалось, что Софи сегодня не такая, как обычно; он почувствовал, что сердце его наполняется решимостью… На миг ему показалось, что все, что сейчас происходит, началось давно-давно, еще когда он был молод, и будет продолжаться до конца его дней.
— Софи, ты совсем ребенок… И ты еще сомневаешься?
Прижавшись лицом к плечу Софи, он коснулся губами ее теплой розовой шеи.
Госпожа Морой чуть отстранилась и, вглядываясь в ночную тьму, провела рукой по лбу и томно ответила:
— Да… я сомневаюсь… Ты никогда не говоришь мне о наших планах на будущее… Я ждала… думала, ты мне хоть слово скажешь… Если бы ты знал, как я страдаю!
Она закрыла лицо руками и некоторое время молчала; плечи ее нервно и часто вздрагивали.
— Софи, проси у меня все, что хочешь… Чем я могу доказать тебе свою любовь?.. Ну, пойдем в другую комнату… поговорим…
— Не пойду! — отрезала Софи, отнимая руки от лица.
Глаза ее блеснули.
— Не пойду. Ты сказал мне, что разведешься с ней. Что же тебе мешает? Детей у тебя нет… Приданого ты за ней не брал… Никуда не пойду!
— Я сделаю все, все, что ты хочешь, — твердил директор. — А как же быть с Мороем? Как же ты…