Сначала было как при любом начале… Рука, которая прижимается к твоей руке и приводит тебя в трепет… Непонятная, но теплая и многообещающая улыбка… Дуновение дыхания у твоей щеки… Она, как будто случайно, облокачивается грудью на стол именно там, где лежат твои руки… и ты чувствуешь на руке округлую упругую грудь… «Ах! Простите!..» — восклицает она. А затем на ее губах появляется хитрая, лукавая улыбка, которая ясно говорит тебе: «Какой ты наивный! Не видишь, что ли, что это не случайно, что сделала я это намеренно». Потом урок вальса, три шага… Вновь случайная ошибка. Снимая корсет, она забыла закрыть дверь, грудь ее бурно трепетала, наверно опять случайно. Наконец (так как невинность всегда бывает робкой), разговор… один лишь единственный разговор… Те два огонька голубых, грустных глаз шестнадцатилетней не осмелились сказать этого. Потом слезы… поцелуи… Страх быть застигнутыми врасплох придавал им очарование и прелесть, неведомые людям, свободным в своих поступках…
Кто бы сумел устоять?! Он не смог сопротивляться. Сильная страсть не могла ужиться в объятиях горбатого и уродливого, впавшего в детство, старика. Как же ей не поверить?.. Он смотрел на нее и смотрел на мужа. А потом, когда Саша со слезами на ставших огромными глазах рассказала ему о всех горестях ее жизни, он не мог не поверить ей, не понять ее, не простить и не полюбить ее.
До сорока пяти лет Паул Малериан копил деньги по грошу. Звание профессора, научные книги, частные уроки и нищенский образ жизни. Наконец, он достиг цели: сколотил капитал, приобрел имение, а затем начал искать невесту — молодую, красивую и бедную. Какая непростительная ошибка для коммерсанта! Сколачивая один капитал, он расточал другой, и как раз тот, который необходим молодой, красивой девушке. Старик страдал разными маниями, а может быть, он совсем сумасшедший. За пять лет до женитьбы с ним произошел первый приступ. Забрав все свое имущество, превращенное в банкноты, он сел в поезд и, приехав в город Б., зашел в незнакомый дом, недалеко от городского трибунала. Там лег и уснул, рассыпав по комнате деньги. Возвратившись с работы, секретарь суда Космин застал его крепко спящим. Незнакомый человек — и столько денег. Только на третий день Малериан пришел в себя, сосчитал деньги и убедился, что не пропало ни гроша. Откуда об этом узнала Саша? С ним не раз случались подобные приступы. А однажды она прочла письмо, адресованное Космину — секретарю трибунала города Б. Это письмо забыл Малериан на столе, в библиотеке… там, где теперь попросил поставить себе кровать и где стонет, уткнувшись в грязную подушку…
Как же возможно устоять перед таким гибким и доступным телом, перед глазами, расширенными ст страдания и страсти. Как уклониться от обжигающих твое лицо поцелуев? Какие коварные и частые сети расставлены старику! Как изменилась задняя комнатка!.. В полночь, а иногда и раньше, слышатся осторожные шаги и, как легкий ветерок, доносится шорох платья. Это она. Она старательно запирает за собой дверь.
Долгое время никто не догадывался. Даже и он? Но почему же он часто после полуночи прохаживался большими шагами по комнате?.. Читал наизусть стихи Горация… Даже и те два искрящихся голубых глаза, которые тревожили счастье Космина, тоже ничего не подозревали?.. Но почему она часто смотрела ему прямо в глаза, пока он не отводил их? Да, она знает, по крайней мере он чувствует это, хотя доказательств нет. Какое омерзительное счастье!
И только всего? Нет, есть и кое-что посерьезнее. Вот месяц как Паул Малериан слег в постель. Стонет от боли. Но что именно у него болит, он не говорит. Прогнал доктора и приказал, чтобы кровать перенесли ему в библиотеку, дверь которой вела к черному ходу. Он не хотел больше делить ложе с женой. Костлявыми руками прикрыл он голову, утопающую в пожелтевшей и засаленной от пота подушке. Три дня тому назад он еще проглатывал две-три ложки супа, которым его собственноручно кормила Саша по утрам и вечерам. Ласкаясь к ней, он начинал горько плакать, твердя уже второй месяц одну и ту же фразу: «Сашенька, любимая моя, ведь человек не умирает до тех пор, пока его не забудут другие». Наверху плакала Валерия, которой страшно было спуститься к больному. Только Джелина беседует с ним по нескольку раз в день и, когда поднимается наверх, смотрит на Космина еще пристальнее, еще глубже.
А теперь наступила последняя фаза. Вчера вечером он крикнул Саше: «Иди… беги в заднюю комнату, чтобы не видели тебя дочери!»