Космин вскочил с кровати и запер дверь. Когда его будут звать к обеду, он не подаст ей руки… Конечно, она поспешит прийти за ним… Так и есть… Послышался знакомый шорох платья… Хотя бы сегодня следовало послать кого-нибудь другого…
Стук в дверь.
Космин сжал кулаки и, процедив сквозь зубы: «Какая мерзость» — ответил ей:
— К столу? Хорошо. Сейчас приду.
— Жорж…
— Да, да, слышу, уходи, пожалуйста, я раздет.
Некоторое время он чувствовал, что она стояла у двери, держась за ручку, потом шорох платья удалился. Удивительно, что она не ответила ему: «Ты раздет? Неважно, открой, mon ange». Неужели ей не слышатся слова священников: «Вечная память! Вечная память!» Они звучат у него в ушах, как звуки трубы… Какие странные у нее глаза, когда она ласкает, — сверкают, как у кошки. Одно ему непонятно, почему это со вчерашнего дня он смотрит на нее совсем иначе… чувствует ее, понимает ее совсем не так, как раньше… Что изменилось в ней?.. Что изменилось в нем?.. И о старике совсем другие мысли… Другие?.. Но ведь несколько последних дней он совсем не думал о нем… От возмущения и злобы того вечера в летнем ресторане «Констандин» до сегодняшней беспредельной жалости — бесконечно длинный путь… Когда он преодолел его?..
За обедом Саша посадила его справа от себя. Слева от нее сидела ее сестра, мадам Фирика Гимбаву, вдова бакалейщика. Рядом с ним сидела Валерия, напротив — Джелина. Вначале все ели молча. Джелина, не мигая, смотрела в тарелку. Саша беспрерывно подливала вина в стакан Фирики, которая пила и после каждого стакана, вздыхая, повторяла: «Бедный дядя Паул! Прости его, господи!» За жарким Фирике пришла охота поговорить:
— Ах, Саша, милая, как вспомню все, что говорил этот инспектор, то мне становится… Бедный дядя Паул! Это верно… трудился… нельзя сказать, чтоб оставил он вас под открытым небом… именье… дом… виноградник… деньги… Бедный дядя Паул!.. Царство ему небесное!.. Там в этой речи о добродетели и храме получилось просто замечательно!
И после того как Фирика осушила еще один стакан вина, она добавила:
— Саша, дорогая, а кто же были те, которых упомянул инспектор: Брут, Чинат, Ланибал, — видно, тоже профессора, вроде дяди Паула, прости его, господи! Дрожь пробирает, как только вспомню. Подумать только! Если бы он не застрелился, жил бы и сегодня. Порадовался бы и он замужеству дочерей. Не довелось ему, бедный дядя Паул!
Она начала плакать, громко всхлипывая. Высморкавшись, выпила еще один стакан вина. Космин опустил голову. Джелина вышла из-за стола, жалуясь на головную боль.
— Ты права, Фирика, — подтвердила Саша, — инспектор оказался на высоте. Жаль только, что он упомянул о Бруте. Епископу это не понравилось. А в остальном все было прекрасно! Не правда ли, господин Космин?
— Да, — ответил Космин.
— А молодой Лудовяну записал все происходившее. Они вдвоем издадут книгу о Малериане, и все это будет стоить всего тысячу лей. Не правда ли, это хорошо, господин Космин?
— Да, — процедил Космин.
— Всего только тысячу, мама? — переспросила Валерия.
— Да, ma chère, они согласились написать так дешево только потому, что твой отец был великим человеком. Не правда ли, дешево, господин Космин?..
Саше было очень трудно называть Космина официально — господином, но при Фирике иначе нельзя было.
— Да, — ответил Космин.
Фирика снова принялась болтать, но уронила вилку, и, пока она пыталась достать ее, Саша мгновенно повернулась к Космину и тихо спросила его:
— Ты болен?
— Нет.
Фирика подняла голову из-под стола. Она была вся красная, как свекла, по ее круглым щекам текли струйки пота.