Когда я проснулся, бабушка уже кончила пряжу.
А как же сказка?
Лежа на коленях у бабушки, я никогда не мог дослушать сказку до конца.
Колени ее точно обладали волшебством, ее голос и жужжание веретена околдовывали меня, и, счастливый, я засыпал под ее ласковым взглядом.
Перевод М. П. Богословской.
ХАДЖИ ТУДОСЕ
За «Каменным крестом», слева от шоссе Витан, возвышается церковь святой Троицы. Великолепная церковь! Как расписана она внутри и снаружи — такая роспись встречается редко, и то лишь в старинных церквах. А послушать прихожан этой церкви, в особенности стариков, когда начнут они превозносить до небес свой храм, так голова пойдет кругом! У них, пожалуй, и пальцев не хватит на обеих руках, чтобы перечислить чудеса, какие заключает в себе эта святая обитель, потому что привыкли они рассказывать об этих чудесах так: размахивают руками перед твоими глазами, суют тебе под нос растопыренные пальцы, а потом при каждой похвале приговаривают: «А вот еще одно», — и при этом всякий раз, загибая палец, слюнявят его; и стоит им только сбиться со счета, как они приходят в ярость, эти старики прихожане, они даже кусают себе пальцы, перечисляя достоинства церкви: в азарте они забывают, что это их собственные пальцы; мало-помалу они начинают раздражаться, разговор переходит в спор, спор — в ссору. Да и как могут они столковаться?.. Каждый ведь хочет восхвалять и перечислять по-своему, не так, как это делают другие.
Если ты нездешний, три-четыре старика, которые обычно слушают, разинув рты и сдвинув на затылок фуражки, песни мальчиков из школы известного псаломщика Никуцы, как только увидят тебя, словно нюхом чувствуют, что ты приезжий и еще не видел их церкви. Они потирают руки, покашливают, потом медленно-медленно, большими и уверенными шагами направляются тебе навстречу, ищут повода для разговора с тобой, причем говорят всегда одни и те же слова, с какой-то особенной медлительностью в голосе, с гордо поднятой головой:
— Эй, парень, откуда ты?.. Каким ветром тебя занесло сюда?.. И что тебе здесь надо?.. А о нашей церкви что скажешь?.. Ну, пожалуйста, говори, что ты думаешь, мы ведь тебе головы не отрубим…
И если тебя подтолкнет нечистый сказать что-нибудь дурное о святых, сухопарых и прямых, — одних с пиками, других с мечами, одних верхом, других пеших, с руками, скрещенными на груди так, что торчат ладони, — старики тотчас поднимают полы кафтана, подтыкают их за красный плюшевый пояс, и язвительные слова срываются у них с языка:
— Э, голубчик, есть еще такие гордецы-живописцы… и мы видели, не раз уж видели, как они, словно язычники, изображали святых с человеческими глазами, с руками и ногами, как у нас. А вот этих святых ты видел? А мы-то помним их такими с тех пор, как родились. Это настоящие святые. У вас же, у нынешней молодежи, все не так, все на обмане держится: и законы, и писание ваше, и святые.
Так они честили и меня, и мне особенно запомнились маленькие и узкие глазки церковного старосты, который растолковывал мне содержание картин, указывая пальцем на изображение святых, и вздыхал, как бы жалея о давно прошедших временах и стародавних верованиях.
Их было четверо. Трое — в длинных кафтанах, в фуражках с лакированными козырьками, потрескавшимися и потертыми. На плечах же у почтенного Хаджи, была кацавейка из ластика, желтая, полинялая, замасленная и закапанная воском.
Церковный староста говорил без умолку. А трое других открыто смеялись мне в лицо, как будто хотели сказать:
«Ишь, с кем вздумал тягаться! Сдавайся, не спорь с нашим старостой! Признай себя побежденным! Ведь чего он только не видел на своем веку, чего только не испытал!»
— Посмотри, — говорил мне церковный староста, охваченный гневом, — ну чего тебе еще надобно? Не нравится тебе святой Георгий? А как храбро сидит он на коне! И как поражает насмерть нечистого дракона, будто это ничтожный червь, — и глазом не моргнет. А вот и мученик Мина, взгляни, как он издевается над дьяволом. А голова архиерея Николая… Какой красивый, какой благообразный святой старец! Э, милый мой, доживешь до седых волос и ничего подобного не увидишь! А что в нынешнее время?.. Национальная гвардия с петушиными перьями, размалеванными баканом… и барабаны… И три-лиу-лиу-триу-триу… Направо… Налево… Смирно!.. А святые обители?.. Стыд!
Церковный староста тяжело дышит, весь раскрасневшись. Я решил не возражать ему. У дверей притвора — изображение дьяволов с когтями в три раза длиннее, чем пальцы, людей с взъерошенными волосами, ангелов, худых и высоких, и бога, царящего над всеми, как радуга в серых облаках.