— Пусть их заявятся, — сказала старая уборщица, которая в подвале, целыми днями отлеживаясь в тепле, почти совсем излечилась от своего застарелого ревматизма. — Нам нечего бояться, здесь евреев нету.
На ужин был суп с лапшой и оставшаяся от обеда чечевичная каша. Люди расселись вокруг плиты — на скамьях вдоль стен и на краю постелей, но еда убывала не быстрее, чем в полдень — в пору опасного соседства немцев; никто не подкладывал себе по второму разу. Да и ложиться никому не хотелось: только уснешь — нилашисты поднимут. Лишь тетушка Анна отправилась на покой сразу же после ужина; ее пустила к себе в постель молодая женщина, которая ждала ребенка и ввиду своего положения до сих пор одна занимала целое лежачее место. Старуха, несмотря на свою грузность, спала не ворочаясь, беззвучным и глубоким сном, как младенец, и можно было надеяться, что даже во сне не потревожит свою соседку. Ее изрытое морщинами темное лицо, как хлеб на тряпице, мирно покоилось в легком свете коптилки.
Однако к полуночи, когда нилашисты вторглись в убежище, почти всех обитателей его сморил сон, и захваченные врасплох лица, с которых не успела сползти пелена сонного дурмана, застывшими масками одно за другим мелькали в проворно скользящих лучах карманных фонариков. В распахнутую дверь с воем задувал ветер. Какой-то мужчина у стены тихонько всхлипнул.
— Зажечь свечу! — скомандовал один из нилашистов тонким, дребезжащим фальцетом.
Их было трое: усатый мужчина постарше в зеленой охотничьей шляпе, украшенной перьями, и два щуплых, темноволосых парня с бледными, испитыми лицами. У всех троих были нилашистские нарукавные повязки, а к поясу прицеплены ручные гранаты. Они напоминали детишек, которые в сопровождении воспитателя направляются на площадку для игр.
— Есть среди вас евреи? — пронзительным голосом закричал один из нилашистов. — А ну, марш из постелей и приготовить документы!
В дальнем помещении тоже зажгли свечу. Тетушка Мари склонилась к вдове Данишке и потянула ее за розовую фланелевую сорочку.
— Проснитесь, — позвала она тихо, чтобы не напугать старуху. — Гости к нам пожаловали.
— В чем дело… чего вы меня дергаете? — недовольно пробурчала прачка. — Не видите — я фасоль перебираю!
Но прежде чем она успела повернуться на другой бок, тетушка Мари рывком стащила с нее одеяло.
— Сейчас не до фасоли! — в сердцах огрызнулась она. — Где у вас документы?
Вдова Данишка села на постели.
— Вот что, милая, — начала она дрожащим от злости голосом, — я смотрю, вы прямо помешались на том, чтобы будить меня среди ночи! Кого ни спроси в убежище, всякий подтвердит: еще и случая не было, чтобы вы меня не растолкали со сна под каким-нибудь предлогом…
Один из нилашистов с автоматом на изготовку стал в дверях, тот, что постарше, в охотничьей шляпе, пристроился у столика поблизости от входа, а третий не спеша двинулся в обход обоих подвальных помещений; он шагал вдоль выстроившихся рядами постелей и светил фонариком в лица людей, натягивавших на себя одежду. Настала такая глубокая тишина, что девчушка — дочка привратника — проснулась и зашлась плачем.
Ответственный по дому за противовоздушную оборону и привратник вытянулись перед столом.
— Общее число жильцов? — начал опрос нилашист.
— Сорок семь человек.
— Евреи есть?
— Никак нет, — ответил привратник.
Мужчина в охотничьей шляпе усталым движением провел рукой по лбу.
— Если обнаружим дезертиров или иностранных подданных, я заберу вас обоих, — негромко произнес он. — Прикиньте, пока еще не поздно одуматься.
— Нет у нас таких, — повторил привратник. — Одна беднота живет в доме.
Нилашист, который с фонариком в руках совершал обход помещений, вернулся к столику у входа.
— Сорок три человека, — доложил он.
— Четырех не досчитался?
— А в отсек вы не заглядывали? — вмешался дядюшка Янош, ответственный за противовоздушную оборону.
Щуплый нилашист ушел и через минуту вернулся.
— Одна женщина и двое детей, — доложил он сиплым фальцетом. — Сорок три плюс трое.
— Одного не хватает.
— Он в солдатах, — сказал привратник. — Его призвали на службу.
Мужчина в охотничьей шляпе закрыл глаза, точно на него вдруг навалилась необоримая усталость.
— Почему же он значится в списках? — чуть погодя спросил он, еще более тихо. — Если он выбыл, тогда вычеркните его из списка.
— Он жил здесь у своей матери, — пояснил привратник.
Нилашист в охотничьей шляпе сделал какую-то пометку на лежащем перед ним листке.