— Когда они били Литовко, — сказал я, — они били советскую власть. Литовко защищал революцию от расхлябанности мелкой буржуазии. Новые нормы — это заслон против анархии в производстве, тот, кто выступает против них, тот опрокидывает этот заслон. Во имя революции мы не будем считаться с цеховыми интересами рабочих одного стана, среди которых затесались и шкурники. Партия призвала рабочий класс помочь очистить партию от мазуриков и примазавшихся. Сейчас партия помогает вам очиститься от присосавшейся мелкой буржуазии, которой пролетарская дисциплина не по сердцу.
К воротам вышла делегация митинга и сообщила свое решение:
— Нормы приняты, начинаем новый набор рабочих на девятый привод.
Через день и этот привод заработал — лучшие рабочие правильно поняли нашу меру и пошли за большевиками.
А я вскоре был переброшен в Госпромцвет.
В Содоне я помогал восстанавливать заглохшие рудники, выдерживая натиск тех специалистов, которые делали попытки очернить свинцово-цинковые месторождения под Владикавказом. Мы принялись строить первую флотационную фабрику, спроектировали и начали строить подвесную дорогу с рудников на обогатительную фабрику, провели некоторую реконструкцию печей на металлургическом заводе в Алагире и начали вести восстановительные работы в Зангезуре.
…Член коллегии Наркомтруда, я обходил страхкассы Москвы; вместе с безработными, с котомкой за плечами, я стоял в очередях, изучая порядки, за которые нас кляли безработные. Мы начали производить выдачу страхового пособия на предприятиях, разгрузили биржи труда.
Председателем губисполкома я был переброшен в Орел. Проезжая деревню, я зашел в потребиловку и узнал, что лавка торгует в день на сто рублей товарами и на сто рублей водкой. Вся губерния в год пропивала в два раза больше той суммы денег, какую она получала от правительства на восстановление своего чернозема.
В один из приездов в Москву я горячо рассказывал ответственным товарищам о нуждах орловской деревни. Я разделил их на этапы — ближние и дальние. Ближние — это те, которые можно и нужно решать уже сегодня; дальние — это те, которые коренным образом помогут поднять сельское хозяйство…
Один из слушавших товарищей вдруг остановил меня и, улыбаясь, сказал:
— Вот ты, Иванов Василий, и будешь решать одну из дальних задач.
И подвел меня к карте, висевшей на стене.
— Найди Волгу и знакомый тебе город… Нашел? Теперь это будет твой главный город — там начинают строить Тракторный завод. И ты будешь его строить…
Спор идет о судьбах тракторостроения
Двадцать второго сентября 1928 года приказом по Высшему Совету Народного Хозяйства я, Иванов Василий Иванович, был назначен начальником строительства Сталинградского тракторного завода. Отныне моя жизнь накрепко связывается с жизнью и судьбой Тракторного. В вагоне поезда я имел время несколько размыслить и подвести кое-какой итог своей жизни — с того дня семнадцатого года, когда я во дворе завода обучал рабочих приемам штыковой атаки, и по день 22 сентября двадцать восьмого. Бросать боевую гранату и владеть винтовкой я умел сравнительно неплохо — на это у меня ушло пять лет гражданской войны, затем я помогал разжигать первую домну, еще позднее я принимал участие в реконструкции цветной промышленности, а сейчас мне предстояло строить, заново строить завод. Посмотрим, с чем мне придется иметь дело.
Я еще не представлял себе размеров строительства, я не был знаком с проектом и не видел строительной площадки, но то, что мне предложили, совпадало с моими мечтами о таком комбинате, в котором все движется кратчайшим путем, от сырья до готовой продукции. Производство трактора должно именно так, а не иначе совершаться.
Позднее я увидел территорию будущего завода. Это была бахча, на которой росли сочные волжские арбузы. Но, увидав это, еще не совсем точно представляя себе все, что встретится на моем пути, я уже твердо решил для себя: строить и увидеть машину, первую машину, сходящую с конвейера. Предстояло очень многое сделать: выровнять площадку, совершить тысячу будничных необходимых дел.