Я поражался бедности их мечтаний. Если их не захватывал наш проект, грандиозный разворот работ, то что еще оставалось в их жизни захватывающего? Сессия заседала в феврале месяце первого года пятилетки. Шел двадцать девятый год, год великого перелома на всех фронтах социалистического строительства. Страна отбрасывала от себя вековую «расейскую» отсталость. Еще только закладывались фундаменты тракторных, металлургических, автомобильных заводов, но уже уверенностью в завтрашнем дне звучали эти ставшие крылатыми слова: «Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации». Специалисты видели, с каким трудом хозяйство подымалось, все они взошли на дрожжах российской техники, тянувшейся на поводу Европы, — и вот почему многие из них — одни по-своему искренне, другие с затаенными целями — вознегодовали, взяли нас в оборот, отнеслись скептически к проекту идти напрямик, передовыми техническими путями. Негодование мое стихало, и я счел своим долгом снова внести ясность в споры, изложить установку партии по вопросу не только о том, что мы можем, но и что должны сделать.
— В нашей партии установка — догнать и перегнать капиталистические страны в технико-экономическом отношении (я разъяснял терпеливо). Это надо хорошо всем усвоить. Установка, требующая, чтобы в тех случаях, где это возможно, не проходить промежуточные стадии развития в технике, какие прошел капитализм, и там, где можно вводить высокие методы работы, не следует задерживаться и проходить только европейские. Кажется, понятно?.. В прошлом проекте у нас был процент поточности по объему работ — сорок шесть. А сейчас мы настаиваем на максимальной поточности. Наконец, мы настаиваем на том, чтобы брать при расчете американские нормы и скорости. Но нам возражают и говорят, что больше шестидесяти процентов от американских норм мы вообще установить не можем. Ссылаются на то, что в Америке шестеренка штампуется с одного удара, а у нас с трех. Но где решающий узел проблемы? Известно, что у немцев…
Меня перебил профессор Д.:
— Итак, вы хотите построить такой завод, который требует десять миллионов пудов металла в год?..
— Совершенно верно.
— Причем, если вы помните, три миллиона…
— Высококачественного. Я отлично помню.
— Какого по всей России нет!
— Поправка: сейчас, его только сейчас нет.
— Могу принять. Но тогда — да будет вам известно — нам нужны к американским молотам не люди, а першероны. Где мы их возьмем? — Он обошел стол и вплотную придвинулся ко мне. — Я спрашиваю: где мы их возьмем?
Он отвлек меня от основной мысли. Я отстранился от него и терпеливо сказал:
— Вы начинаете уже биологией заниматься, а уж это, извините, не мое дело.
— Но вы хотите переродить людей?
— Да, это наша программа: воспитывать людей в труде и на новых сложных задачах. Продолжаю… Итак, у немцев сверлильный станок делает тысячу пятьсот оборотов в минуту, в Америке — две тысячи. Ясно, мы должны работать на наивысших скоростях…
Мелкими шажками профессор Д. перебежал огромный зал и встал у стены, где висел эскизный проект кузнечного цеха. Старик был крупнейшим авторитетом в области горячей обработки металла. Молча, с великим презрением смотрел он на эскиз проекта, над которым трудились его же ученики. Казалось, он обдумывал: на что еще обрушить огонь?
— Простите, — старик костяшками пальцев постукивал по листам эскиза, — простите за выражение, но в постройке этой… колбасы слабым пунктом является вентиляция. Да-с, вентиляция. Я бы сказал, что вентиляция, которую нам здесь предлагают, — это та самая вентиляция, которая имеется в русской курной избе: когда затапливают печь, то открывают дверь и окна. И в этой кузнице то же самое — открывают двери и окна…
Старик явно придирался. Он передергивал, он не жалел красок, чтобы высмеять проект, базировавшийся на передовой технической основе. Он был убежден в своей правоте. Профессора, как и некоторых из его коллег, можно было понять: ведь Тракторный завод на Волге был первой, подчеркиваю — первой крупномасштабной стройкой начальной эпохи индустриализации СССР.
— Мы еще не доросли до того, чтобы такими темпами индустриализировать страну, — утверждал профессор. — Нам не под силу взять мировую технику, уровень и стиль работы нашей промышленности навязывает нам необходимость двигаться медленно, постепенно, растягивая освоение массово-поточной техники на годы и даже, — разгневанный старик последнее слово произнес с расстановочкой, — на де-ся-ти-ле-тия! Помилуйте! Даже Форд… даже Генри Форд, которому у нас стремятся подражать, и тот, когда перешел на новый тип автомобиля, должен был остановить завод на полгода и около двух лет осваивал проектную норму. И это Форд! Он ведь на всем готовом работает, у него опыт, знания, навыки, а между тем мы с вами начинаем на пустом месте… Я строю свои выводы не путем каких-то умозрительных заключений, нет, я много жил, работал, видел, и моя инженерская совесть не позволяет мне делать скачки в неизвестность…