Вот так и объяснялись.
На указанном языке мы по чертежам вырыли котлованы в кузнечном цехе, заложили в них фундаменты, установили анкерные болты. И был я переведен в литейный цех, который имеет около пятисот колонн и все разных нагрузок, а потому и глубина фундаментов здесь разная.
А темпы строительства тем временем увеличивались».
Я заметил: Калдер редко сидел в конторе, — в серой шляпе, высокий и гибкий, он не спеша обходил строительную площадку, тщательно следил за работами и на свой вопрос, когда то или иное мероприятие будет выполнено, получал неизменный ответ от главного прораба Госпромстроя:
— На будущей неделе.
Первый раз он выслушал доверчиво, но когда срок истек, он прозвал этого прораба «человеком будущей недели» и больше к нему не обращался. В Госпромстрое таких было немало, они парализовали наши действия. Калдер не сразу сказал, что при такой организации, как Госпромстрой, нормальная работа немыслима. Он намечал одно мероприятие за другим, но «люди будущей недели» растягивали сроки выполнения. Он пришел ко мне, высокий, спокойный, и сказал:
— Я не привык получать деньги даром.
И требовал расторгнуть с ним договор, отправить его обратно в Америку. Так ребром встал передо мной вопрос об организации работ хозяйственным способом. Или Госпромстрой берет наши сроки и дает реальные доказательства этого, или все работы статус-кво, по состоянию, в котором они находятся сейчас, с рабочими, командным составом и механизмами переходят в наше распоряжение. Госпромстрой ушел не сразу.
«Люди будущей недели» приучены были отдалять сроки, а не сокращать. Орлов, управляющий трестом, доказывал, что в те сроки, какие мы предлагаем, построить завод нельзя. В спорах с ним я доходил до резкостей. Калдер, на стороне которого были наши инженеры — Горский, Герасимов, Юдин, настаивал на новых методах работы, предлагал разбить всю площадь по цехам и уже сейчас возводить фундамент под железные конструкции цехов с мертвой заливкой болтов в эта фундаменты. Это в то время, когда конструкции еще только изготовлялись в Америке! Орлов и «люди будущей недели» встретили новую строительную методологию в штыки. Споры о предварительной разметке площади и заливке болтов возникали с утра, едва я начинал обход площадки.
«В то лето В. И. Иванов ходил в кожаной тужурке. Когда Иванов распахивал тужурку, под ней была синяя полинявшая рубашка. Он двигался быстро и шумно, вступая в споры, отдавая распоряжения. По голосу, хриплому и резкому, можно было узнать о его появлении на участке.
Несмотря на всю «колючесть» Иванова, люди с ним охотно работали. Правда, его побаивались, он иногда излишне покрикивал, но стоит вам поспорить с ним, деловито возразить ему — и он отходил, задумывался и, если ваши доводы основательны, принимал вашу точку зрения».
Орлов говорил, что предварительно размечать площадку и заливать болты намертво — вещь опасная и недопустимая.
— Рискованная — я еще понимаю, но почему недопустимая?
Орлов настаивал на своем. Я привел Орлова к Калдеру.
— Наши инженеры сомневаются, — сказал я Калдеру, — и предупреждают об опасности, которая заключается в вашей методологии работы. Что вы можете им ответить?
Калдер потерял свое обычное спокойствие. Он стал горячо возражать, утверждая, что они работают так в Америке не первый год, что метод этот верный и ни один болт никому не нужно будет перемещать с его постоянного места. Он говорил, обращаясь ко мне. Я обернулся к Орлову, Шахту и окружавшим их людям из Госпромстроя:
— Это он вас убеждает. Я лично с его методологией согласен.
В их присутствии, подчеркивая слова, я сказал Калдеру:
— Буду очень доволен, если вы на деле докажете правильность вашего стиля работы.
— Переведите тщательно, — попросил я переводчика.
Калдер выслушал и спокойно сказал:
— О’кей!
«После бурного заседания в кабинете Иванова один из специалистов, именно Шахт, чертыхался:
— Черт знает что выкидывает! Нахал и грубиян!
Когда это перевели американцу Калдеру, тот заступился:
— Уважаемый коллега! На стройке нужен не только напильник, но и топор. Он (Калдер кивнул в сторону Иванова) рубит и тешет хорошо».