На западе Америки, в тихом городке Ватерлоо, на тракторном заводе Джон Дира работает мой земляк Илья Шейнман, комсомолец, выпускник Горного института. Мы стоим с ним у мощных прессов для горячей штамповки, все виденное старательно заносим в тетради, вокруг так много нового, что новым кажется все — оборудование, материал, организация работ; потом мы работаем на ковке коленчатого вала, подручный обдувает паром из шланга ручей штампа от окалины, в свободные минуты мы делаем зарисовки штампа, который кажется нам широкой ветвью какого-то фантастического растения.
В своем воображении я с Анатолием Левандовским, царицынским слесарем, водителем бронемашины в гражданскую войну, еду в Детройт и оформляюсь в качестве рабочего у Форда. Я захожу в кабинку, чтобы раздеться и пойти на врачебный осмотр. Меня осматривают, выслушивают сердце, измеряют давление крови, и наконец, пройдя все испытания, я получаю в конторе рабочий номер и направляюсь в цех. Я знаю, что сторожа смотрят только на грудь рабочего — с левой стороны у вас должен блестеть особый жетон компании Форда. Я работаю на одной операции бок о бок с Анатолием Левандовским. Лента конвейера движется непрерывно, заученными движениями, в заданном ритме я должен поставить, привинтить, подвинуть…
Иногда советские практиканты, все вместе съезжались, чаще всего в Детройт, и Василий Иванович Иванов устраивал своеобразный экзамен — кто что видел на заводах Америки. Он внимательно слушал ответы товарищей: ведь это же будущие кадры строящегося в волжской степи завода!
Как он обрадовался, когда Анатолий Левандовский, этот сухощавый, немногословный мастер, положил на стол Иванову пачку записок!
— Это что? — спросил Иванов, поглядывая на записки.
— Отчет о моей работе, — сказал Левандовский.
Это были краткие отзывы американских боссов — мастеров — о работе советского практиканта. Иванов по-детски обрадовался этим запискам-отзывам, которые Левандовский положил перед ним, его зоркие, чуть выпуклые глаза заблистали горячим, веселым блеском.
— Вот умница! — говорил он, с грубоватой нежностью хлопая Левандовского по спине.
А Левандовский в ответ только конфузливо улыбался; он считал это в порядке вещей — брать отзывы от капиталистов: ведь его, советского слесаря, послали в Америку учиться, стало быть, надо от учителей получать деловые отзывы.
Иванов долго не мог расстаться с этими отзывами американских боссов, записки эти доставляли ему живейшую радость. Вот так, собственно, и надо всем учиться. Учиться у Форда, у Мак-Кормика, у Катерпиллера! Учиться у рабочих, у мастеров, у начальников цехов.
Иванов вслух читал их, читал медленно, торжественно:
— «Мистер Левандовский к работе относился внимательно, выполнял ее аккуратно». Это у Кейса!
А вот у Форда:
— «Левандовский шесть недель проработал на заводе в сборочном цехе и по испытанию моторов. Работал хорошо». О’кей!
Левандовский прошел все ступени сборочного искусства. По возвращении в СССР он написал — я в этом ему немного помог — краткий отчет о поездке в США. Вот выдержки из докладной записки Анатолия Левандовского:
«Я посетил двенадцать заводов Америки, изучая технику, которую позднее пришлось применять в механосборочном цехе СТЗ. У Кейса, у Форда, на заводе Паккард, у Крейслера, у Линкольна, на заводе Бьюик — всюду, где я работал, я жадно приглядывался к той технике, с которой впервые знакомился в Америке. Каждый завод имел свое лицо, но все они имели и кое-что общее, заключавшееся в методах работы. Первый месяц с письмом Амторга я объезжал заводы, был в Риссине, в Ватерлоо, в Мильвоки, по вечерам я заходил к своему товарищу, инженеру Куксо, мы разбирали чертежи, знакомились с каталогами, я хотел, чтобы каждый час пребывания в Америке давал мне что-либо новое.
Когда впервые я пришел на завод Нэша, у меня разбежались глаза, мне все казалось, что я что-то упущу, не замечу, не вывезу. На всех этих заводах, на которых я побывал, работали и русские рабочие, покинувшие в свое время царскую Россию. Они помогали мне овладевать английским языком, ближе узнать американскую жизнь. Три дня в неделю работал завод Кейса в Риссине — его уже душил кризис. Я набрасывал эскизы приспособлений, запоминал, а затем, оставаясь один, записывал положение рабочих при той или другой операции, последовательность операций. Дважды у меня отбирали записные книжки. «Опять придется сызнова записывать, опять запоминать технологический процесс», — с горечью думал я и заставлял себя еще тщательнее запоминать, а затем записывать все, что я видел на заводе.