Выбрать главу

«Деловые выводы Вы сами должны делать, а не меня заставлять извлекать из десятка страниц пять строк деловых выводов».

А бумаги-то весьма нужные — речь идет о Шатурке. А их солили, по выражению Владимира Ильича, немало дней. И Ленин с укоризной пишет:

«Образец того, как Вы нарушаете мои советы».

Иной ответственный товарищ, видимо, считал, что чем, скажем, длиннее доклад, тем все выглядит солиднее… Получил Ленин от одного крупного хозяйственника из Донбасса докладную записку, в которой подведены были итоги работы комиссии СТО по вопросам каменноугольной промышленности. И Ленин внимательно читает эту весьма длинную докладную, которая его не удовлетворила, и, не жалея своего времени, садится и пишет товарищу письмо, в котором есть такие строки:

«Прочел Ваш доклад и ругаю Вас ругательски… И я и всякий, читающий доклад, должен дорабатывать его за Вас.

Так проваливают даже правое дело!»

Волокиту на суд гласности

«Чинодралы», управляемые «духом обмена пустейших бумажек», вызывали у него гнев и ненависть.

В одной записке, сетуя, что исполнение важного решения растянулось чуть ли не на 11/2 месяца (а срок был дан 2—3 дня!), Владимир Ильич сердито пишет:

«Христа ради, посадите Вы за волокиту в тюрьму кого-либо! Ей-ей, без этого ни черта толку не будет».

Обнаружена волокита с заказом на плуги Фаулера. Заказ пошел гулять по ведомствам. Налицо явный бюрократизм. Владимир Ильич пишет председателю ВСНХ А. Богданову:

«Надо не бояться суда (суд у нас пролетарский) и гласности, а тащить волокиту на суд гласности: только так мы эту болезнь всерьез вылечим… Мы не умеем гласно судить за поганую волокиту: за это нас всех и Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках. И я еще не потерял надежды, что нас когда-нибудь за это поделом повесят».

Богданов защищал своих работников: они преданные, ценные товарищи. Владимир Ильич допускает, что это, может быть, верно, что у вас нет «ведомственного увлечения»… Но с бюрократизмом надо бороться, «разнести вдрызг, осмеять и опозорить» волокиту и волокитчиков.

«Почему не возможен, — пишет Ленин, — приговор типа примерно такого:

Придавая исключительное значение гласному суду по делам о волоките, выносим на этот раз мягчайший приговор, ввиду исключительно редкой добросовестности обвиняемых, предупреждая при сем, что впредь будем карать за волокиту и святеньких, но безруких болванов (суд, пожалуй, повежливее выразится), ибо нам, РСФСР, нужна не святость, а умение вести дело».

Ив. Ив. Радченко, один из старых партийцев, первых красных хозяйственников, раздумывая над жизнью Ильича, спрашивал себя и своих товарищей, имевших счастье соприкасаться в трудной работе с его могучей, многогранной личностью:

«В чем была тайна влияния этого человека-гиганта на нас, не политических вождей, а рядовых работников-хозяйственников? Почему он внушал такую бодрость, такое желание работать, преодолевая все нешуточные трудности того времени? Тем ли, что он никогда не пугал этими трудностями, не напоминая о них лишний раз? Тем ли, что он, даже распекая не на шутку, никогда не унижал, не уничтожал человека, всегда оставляя ему веру в себя, в свои силы, в возможность исправить свои промашки и ошибки? Его тактичность, внимательность, заботливость, его товарищеская помощь при любом затруднении ободряли даже слабых, вялых, неуверенных в себе работников; он заражал их собственной бодростью и уверенностью, подгонял их своей смелостью, решительностью, быстротой мысли и действия, проверкой исполнения, а главное, своим предвидением правильных целей и правильных путей к ним».

Огненные слова

Немецкий поэт, коммунист Куба, веселый рыжеволосый гигант в широко распахнутом кожаном пальто, стоял на площадке доменной печи и, заслонясь ладонью, глядел неотрывно на сверкающий поток расплавленного чугуна, хлынувшего из лётки. Вел печь горновой Гюнтер Прильвиц, ловкий, плечистый парень в брезентовой куртке. Все шло хорошо, и горновой, подойдя к нам, войлочной шляпой отер потное, возбужденное от работы лицо. Горячее дыхание металла стояло в воздухе. Поэт широким жестом «окантовал» бегущую реку металла, горнового с его подручными и сказал, улыбаясь:

— Цукунфт! Будущее! Наше будущее…