Поэт был прав: все здесь обращено в грядущее. И эти доменные печи, и весь город, новый, социалистический город, рельефно рисуют демократическую Германию, устремленную в будущее.
Горновой, обратясь к нам, сказал, что хотел бы послать своим советским друзьям в Криворожье образец чугуна. В знак доброй памяти послать. На куске остывшего металла горновой острым ножом начертил герб Германской Демократической Республики: циркуль и молот. Символ новой Германии!
Вернувшись домой и приводя в порядок свои записи о поездке в ГДР, я вспомнил ночь на площадке доменной печи, озаренной жаром пламенеющего металла, слова поэта о будущем и циркуль и молот, вырезанные горновым на куске чугуна…
Государственная печать республики…
Одно письмо Ленина хранит оттиск первой советской государственной печати. Шел июль 1918 года. День двадцать шестой. Владимир Ильич пишет Кларе Цеткин письмо.
Ленина радует, что Цеткин, Меринг и другие «товарищи спартаковцы» в Германии «головой и сердцем с нами».
В самой сжатой форме он развертывает перед немецкими товарищами картины борьбы в Советской России:
«Мы теперь переживаем здесь, может быть, самые трудные недели за всю революцию. Классовая борьба и гражданская война проникли в глубь населения: всюду в деревнях раскол — беднота за нас, кулаки яростно против нас. Антанта купила чехословаков, бушует контрреволюционное восстание, вся буржуазия прилагает все усилия, чтобы нас свергнуть. Тем не менее, мы твердо верим, что избегнем этого «обычного» (как в 1794 и 1849 г.г.) хода революции и победим буржуазию».
…Кажется, уже можно отправлять письмо. Передан особый привет Кларе от Надежды Константиновны, послан наилучший привет всем, всем друзьям. Но в эту минуту на стол Ленину кладут государственную печать республики.
Владимир Ильич в постскриптуме быстро набрасывает:
«Мне только что принесли новую государственную печать. Вот отпечаток. Надпись гласит: Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
И для наглядности здесь же, на письме, Ленин делает четкий оттиск государственной печати первой в мире Советской республики. Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика живет, сражается и, несмотря на неимоверные трудности, побеждает!
Как он ждал радостных вестей с Запада, с Востока и как он обрадовался, когда в ноябре восемнадцатого там, в Германии, загремел гром революции…
Об одном эпизоде, связанном с первыми радиограммами о германской революции, перехваченными нашей радиостанцией, мы читаем в воспоминаниях старого коммуниста А. М. Николаева. Он тотчас позвонил Владимиру Ильичу и сообщил ему эту волнующую радиовесть, затем, приехав в Кремль, он соединил Ленина с нашей радиостанцией.
«Никогда не забуду этих 20 минут, — пишет Николаев. — Владимир Ильич на маленьком столике записывает огненные слова о первых революционных победах германского пролетариата. В одной руке у него карандаш, в другой — телефонная трубка. Он — весь напряжение, вскидывает на меня сияющие глаза, повторяет вслух наиболее интересные места радиограммы, чтобы и я слышал. Подает реплики: «За ними пойдут другие…» Лицо Владимира Ильича отражало все его переживания: смелую уверенность, радость, восторг…»
И теперь, глядя на карту мира, советские люди с великой гордостью за наш народ и партию думают: сбылись пророческие слова Ильича! За нами, за первой Советской республикой, пошли другие… О, если бы Ленин все это видел!..
Сапоги и костюм
Республика жила на голодном пайке. Все на строжайшем учете: хлеб, соль, сапоги, шинели. Кстати, о сапогах и их стоимости. 19 июля девятнадцатого года Владимир Ильич получил счет от хозяйственного отдела на «проданный и отпущенный Вам товар», как сказано было в бумаге. Сапог — 1 пара; костюм — один; пояс — один. Всего на одну тысячу четыреста семнадцать рублей и 75 копеек.
Ленин усомнился в верности счета и тут же написал записку товарищам из хозотдела:
«Передавая при сем 2.000 рублей (две тысячи), прошу — и категорически требую — исправить этот счет, явно преуменьшенный».
Пишу эти строки…
Есть немало воспоминаний Г. М. Кржижановского о Ленине, воспоминаний, которые воскрешают самые разные периоды жизни Ильича.
Глеб Максимилианович все говорил: придет время, и засяду за более подробные мемуары. Однажды он стал диктовать своему молодому другу, инженеру Владимиру Стеклову, воспоминания — о времени, о Ленине, — начал было диктовать и вдруг решительно сказал: «Давай я сам сяду писать…» И тут же сел писать, увлекся, написал две страницы своим четким, нестареющим почерком, потом отложил перо и надолго задумался.