Пока я боролся со своей болью, сфера ее постепенно сокращалась. Но по мере того как боль концентрировалась, она становилась все острее — верхняя челюсть, в которой сосредоточилась боль, пылала. Отец, покончивший жизнь самоубийством, когда Исана еще был ребенком, поучал его: человека создал бог, и поэтому, когда человек, созданный с заранее рассчитанной гармоничностью, испытывает страдания, выходящие за рамки переносимых, он либо теряет сознание, либо скоропостижно умирает, или же сходит с ума. Поэтому не нужно заранее тратить силы на то, чтобы постичь страдание, — поучал его отец. Приказ, который отдал себе Исана, зиждился на поучениях отца. Если испытываемые мной сейчас страдания станут непереносимыми, то лучше всего как можно скорее лишиться сознания, умереть или сойти с ума.
— Тут я запустил пальцы в рот и, чуть ли не теряя сознание, стал ковырять ими во рту — мне удалось вытащить из десны обломок зуба, и я освободился от боли, — сказал Исана. — Ведя это тяжелое сражение с болью, я, как мне кажется, все время pray. Таким образом, если следовать нашему тексту, именно благодаря prayer, я, как мне кажется, освободился от боли и именно этим углубил свое education.
— Если всегда так хорошо получается, то prayer — неплохая штука, — сказал подросток чуть постарше остальных и густо покраснел, что совсем не вязалось с его невозмутимым видом.
— Но ведь вы pray не только, когда вам бывало больно? — сказал Тамакити. Он не хотел, чтобы этим коротким замыканием закончился рассказ Исана. — Когда Бой мучился в убежище, вы, рассказывала Инаго, как-то молились, спускаясь по винтовой лестнице. Это было в тот день, когда вы застали их врасплох. Если вы и вправду тогда молились, то я не понимаю зачем, а если pray, то прекрасно понимаю. Если, конечно, то, о чем вы только что рассказывали, была prayer.
Действительно, подумал Исана, когда он, увидев лежащих вместе Боя и Инаго, поспешно сбегал по лестнице, то вполне мог выглядеть человеком, совершающим prayer. И Инаго, сообщившая об этом Тамакити, оказалась поразительно наблюдательной, хотя и делала невинное лицо. В тот день, спускаясь в сумерках по винтовой лестнице, он взывал к душам деревьев, вплотную подступавших к убежищу, и к душам китов, обитающих в далеких морях. Души деревьев, тем, кто принадлежит к растительному миру, души китов, тем, кто принадлежит к огромным млекопитающим, обитающим в морях, их близость покажется, возможно, не только неразумной, но и отвратительной. Но в самозабвении мальчишки и девчонки было нечто непередаваемое, что не может не тронуть наших сердец. Спасите этого мальчишку от опасности заболеть столбняком. Скоро жар у него спадет, и их близость снова станет нормальной! Я обращаюсь к вам, принадлежащим к растительному миру, к вам, обитающим в морях, разве не прекрасна эта девчонка, утоляющая боль раненого…
— Почему же ты, Бой, хотел убить человека, который pray о тебе? — сказал Исана.
— Есть люди, prayer которых обо мне я не желаю, — не задумываясь ответил Бой.
— Что ты этим хочешь сказать, Бой? — спросил Тамакити.
— «Pray» — это сосредоточить всего себя на чем-то, верно? Вот я и не хочу, чтобы посторонний человек pray обо мне, — сказал Бой чистосердечно.
— Да, об этом я тоже думал, — сказал подросток, покрасневший в прошлый раз и теперь снова краснея.
— Тамакити соображает лучше тебя, Красномордый, — сказал Бой, и Исана понял, что покрасневший подросток именно за это свое свойство и получил прозвище.
— Когда дело касается Тамакити, Боя не собьешь, — сказал Красномордый, всем своим видом показывая, что ему наплевать на само существование Боя, и снова густо покраснел.
Позже Тамакити, опираясь на высказывание Боя, развил его мысль — у Исана сложилось впечатление, что он пользуется уважением не только у Боя, но и у некоторых других ребят, наиболее молодых, он был как бы лидером фракции. Толкование Тамакити сводилось к тому, что «pray» — значит «сосредоточиться» и если сосредоточить свое тело и сознание на объекте независимо от того, что представляет собой этот объект, то благодаря такому сосредоточению в теле и сознании возникают new feeling и new meaning.
— Разве не испытываем мы этого состояния? Только благодаря тому, что мы pray, нам и являются видения. А что такое видение, как не new feeling и new meaning.
— Я в самом деле чувствую, что в твоем теле и теле Боя бьет ключом new feeling, — сказал Исана.
— Нет, самое важное — new meaning, — сказал Тамакити, и Бой тут же с ним согласился. — Правда? Мы ведь не чувствительные дураки, нам мало new feeling. Мы pray ради того, чтобы внутренне обогатить себя new meaning.
— А я не думаю, что нужно внутренне обогащать себя, как говорит Тамакити, — сказал Красномордый.
— Зачем же мы создали Союз свободных мореплавателей, если не ради внутреннего обогащения? — отмел Тамакити вызов Красномордого. — А? Ты, Красномордый, действительно ходил в университет и занимался подводным плаваньем, да еще как. Потому-то мы тебе и кажемся такими же людьми, как и те, что пьют из полиэтиленовых мешочков вяжущую жидкость? Они — дерьмо. Их только эта вяжущая жидкость и соединяет. А мы внутренне спаяны между собой без всяких жидкостей и растворителей. Мы вступили в Союз из-за new feeling и, утвердившись в нем, придем к new meaning. Зачем это нужно? Чтобы передать его другим людям. Если ограничиться new feeling, оно останется лишь в нас. А верим мы в это или нет, понять не так просто. И тогда мы развяжем руки разным проходимцам. — Сказав это, Тамакити многозначительно посмотрел на Красномордого. Не то чтобы он считал Красномордого проходимцем, а просто испытывал удовольствие от своих слов. Красномордый снова побагровел, и было достаточно взглянуть на него, чтобы понять: он не принадлежит к гвардии Тамакити, а выступает с ним на равных. — Именно поэтому необходимо new meaning. Если ясно осознать его, оно послужит внутреннему обогащению, и возникнет fresh courage. Тогда не будет никакой необходимости черпать fresh courage извне. Это-то ясно? Вот почему я говорил о внутреннем обогащении. Как и человек, это написавший, я думаю, что prayer есть education. Потому, что другого education, кроме такого, я не признаю…
— Мне тоже хотелось education, и поэтому мне нравятся наши занятия, — сказал Бой.
— Я рад.
— Вы не хотите узнать, как мы сосредоточиваемся на себе? — спросил Тамакити. — Не хотите посмотреть на нашу настоящую prayer?
— Хочу, разумеется, если это можно увидеть со стороны.
— В таком случае, мы сделаем вам ответный подарок за education, — сказал Тамакити, быстро решив за всех. — Поскольку вы нам показали такой прекрасный текст, мы должны тоже сделать education в качестве ответного подарка, верно?
Тамакити, Бой и еще несколько подростков, оставив Красномордого, вышли из убежища, взяв с собой Исана. Они поехали на двух украденных ими машинах. У Тамакити, который сам вел машину, усадив рядом с собой Исана, был такой вид, будто он выискивает подходящий объект, чтобы на нем продемонстрировать самососредоточенность. Если бы только Исана согласился, он бы бросил вызов грузовой машине, которую они обгоняли на большой скорости, и продемонстрировал бы их стиль prayer или выкинул еще какое-нибудь ребячески залихватское коленце. Спровоцировать водителя тяжелой грузовой машины и заставить его столкнуться с металлическим ограждением дороги — дело нетрудное, поэтому, если захотеть, то можно сделать и так, что все сидящие в кабине грузовика погибнут…
— Даже если цепь случайностей приводит к необходимости убийства, — подмигнул Тамакити сидевшим в машине приятелям, давая тем самым понять Исана, что нечего, мол, устраивать цирковое представление и нос задирать, а особенно передо мной. — Если вы и собирались совершить убийство, вам вряд ли приходилось специально для этого тренироваться?
Спектакль, разыгранный маленьким лидером, почувствовавшим себя свободным, благодаря отсутствию Такаки мог уничтожить атмосферу доверия, возникшую между Исана и молодежью. Дорожа ею, Исана смело принял вызов Тамакити и ответил. Причем им тоже двигало стремление к education.