— Это убежище построили как образец, выпустили рекламную брошюру. Почему же так и не началось массовое производство? — спросила Инаго.
— В своей основе идея атомных убежищ — чистый обман, и скрыть это от покупателей не удалось. Например, мы не могли ответить на простой вопрос: как люди, уцелевшие в атомных убежищах, смогут существовать в условиях радиации, — сказал Исана и продолжал, обращаясь уже только к душам деревьев и душам китов: — Волнения, одолевавшие меня в те дни, привели к тому, что я заболел меланхолией, и не в последнюю очередь по этой причине я укрылся в атомном убежище. Да, наверно, и болезнь моего ребенка случилась из-за моего внутреннего краха…
— Расскажите подробнее об этом надувательстве, — ввернул Тамакити.
— Водородная бомба, о которой я упоминал, имеет сто мегатонн, простой расчет показывает, что она в пять тысяч раз мощнее той, что была сброшена на Хиросиму. Однако реальная разрушительная сила составляет лишь кубический корень из пяти тысяч, следовательно, она мощнее только в семнадцать раз. И в зависимости от рельефа местности может уменьшиться еще больше. Ядерная головка ракеты «поларис» равна 0,6 мегатонны, то есть в пересчете на тринитротолуол в тридцать раз мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму, однако реальная разрушительная сила, опять-таки равная кубическому корню из этого числа, больше лишь в полтора раза. Следовательно, атомное убежище, расположенное на достаточном расстоянии от эпицентра взрыва, будет вполне эффективным — вот, в самых общих чертах, что было написано в брошюре. Разумеется, все эти рассуждения были сплошным надувательством; простой расчет — десять ракет «поларис» с ядерными боеголовками, наносящих удар по Токио, причинят ущерб, в пятнадцать раз больший, чем понесла Хиросима. Помимо всего, методы расчета разрушительной силы, используемые американскими учеными, как мне представляется, значительно преуменьшают силу радиации. Поэтому даже эксперты, изучавшие реальные возможности атомных убежищ, пришли в уныние. Их строительство не получило развития, в Соединенных Штатах и в Советском Союзе стали создавать вокруг крупных городов сеть радаров и антиракетных установок. Бум атомных убежищ затих. Японская компания, не успев наладить массовое производство, разорилась, осталось только это убежище. Я осматривал оружейный склад одного индийского магараджи, превращенный в музей, и обнаружил в нем массу страшного оружия. Это атомное убежище тоже достойно быть превращенным в музей…
— Если Свободные мореплаватели, забаррикадировавшись в нем, будут сражаться, появится еще одна причина превратить убежище в мемориальное здание, — сказала Инаго.
— Партизанский тайник эпохи атомного оружия? — усмехнулся Исана.
— И тот самый магараджа приедет из Индии осматривать его. В предвидении этого я должна вставить фильтры в вентиляционные устройства. Зачем пропадать таким прекрасным фильтрам? Дзину тоже нравятся фильтры.
— Да, Дзину нравятся фильтры, — сказал, сияя, Дзин, на лице которого еще кое-где виднелись засохшие, почерневшие точки.
— Ну ладно, сейчас не время для пустой болтовни, — сказал Исана, но в тоне его явно чувствовалось, что ему приятны и оптимизм Инаго, и мягкая, добрая улыбка Дзина.
Из бункера поднялся Красномордый, весь мокрый от пота, за ним еще двое ребят. Проникавшие сквозь бойницу лучи вечернего солнца провели красной краской по его скулам, ноздрям, подбородку.
— Десять человек смогут там спокойно жить, — сказал он. — Правда, мы все передвинули без вашего разрешения.
— Будь я дома, сам бы помог вам, — сказал Исана.
— Давайте разойдемся по комнатам и поспим. А в случае чего, сразу же укроемся в бункере, — сказал Такаки.
— Даже если появится противник, нет никакой нужды сразу бежать в бункер, — сказал Тамакити. — Я думаю, мы должны, сколько возможно, сражаться наверху. Обороной ты будешь руководить, Такаки?
— О чем ты говоришь? О каком руководстве может идти речь? Мы здесь в такой тесноте…
Сказав это, Такаки умолк и, точно обдумывая что-то, опустил голову. Двое ребят, закончив баррикадирование окон на третьем этаже, присоединились к команде Свободных мореплавателей, собравшейся вокруг молчавшего Такаки. Наконец, по-прежнему не поднимая головы, он медленно заговорил:
— Я думаю, что трех наших ребят, поехавших в Идзу, схватила полиция, и труп Короткого тоже обнаружили. По радио ничего не передают потому, что полиция запретила это делать. Полиция, я думаю, знает, что мы не разбежались, а укрываемся в одном месте. Если б они считали, что мы рассеялись по всей стране, то прибегли бы к помощи радио и телевидения. Я не думаю, что ребята, попав в руки полиции, будут молчать. Союз свободных мореплавателей не партия, которая зиждется на вере в революцию. Вспомните, что говорил Коротышка. Если кто-либо посторонний спросит, что такое Союз свободных мореплавателей, единственное, что нам придет на ум, — наш погибший символический корабль. И все. Если полиция их схватила, заперла в одиночках И припугнула как следует, из их голов сразу же вылетели все воспоминания о корабле. И нечего ждать, что они сохранят верность и, даже если их будут избивать, не проронят ни слова. Видимо, не позже, чем этой ночью, они все расскажут о нашем убежище. И мы здесь в безопасности только до ночи. Так что те, кому не по душе оказаться в осаде, могут свободно уйти отсюда…
Из-за спин ребят, загородивших дверь в прихожую, высунулся Радист.
— Я думаю, наш дом уже окружен, — покачал он головой, с невозмутимым спокойствием возражая Такаки. — Я не мог разобрать, о чем они переговариваются, но под горой полицейские машины поддерживают постоянную радиосвязь. Полиция видела фотографии военных учений и проявляет осторожность, поэтому они до сих пор и не ворвались сюда.
Тамакити вскочил как ужаленный. Он подлетел к черному глазу бойницы, смотревшему во тьму, но, разумеется, ничего рассмотреть не смог. Напрягшаяся спина Тамакити как бы символизировала и неуверенность, и решимость Союза свободных мореплавателей. Они снова хотят увидеть свой призрачный корабль, — сказал Исана, обращаясь к душам деревьев и душам китов. — Теперь, когда угроза со стороны полиции стала реальной, их мечта как никогда близка к осуществлению.
— Завтра утром, только рассветет, они, наверно, пойдут в наступление. Мы встретим их ружейным огнем, — сказал Тамакити, повернув к товарищам побледневшее от напряжения лицо.
— Тогда давайте возьмем самые лучшие продукты и устроим сегодня ночью пир, — сказала Инаго, вставая, и вслед за ней вскочил Дзин.
Поднос, который принесла Инаго, действительно ломился от обилия еды, но Исана потрясло убожество угощения. Суп из мясных консервов, лука, моркови и картошки и лапша с накрошенными в нее кусочками бекона — вот и все деликатесы. Исана, у которого не было аппетита, попробовал немного овощного супа и, привалившись к стене, стал наблюдать за тем, как едят ребята. Они ели с жадностью, как изголодавшиеся. Неужели вас не потрясают эти люди, с такой откровенностью утоляющие голод? — сказал Исана душам деревьев и душам китов. — Их тела совершенно лишены жира. Если содрать с них кожу, под ней окажутся кроваво-красные упругие мышцы. Какое огромное количество еды может сгореть в их желудках. Как все это ужасно.
Ребята ели долго, и Дзин, притомившись, заснул прямо на полу. Позаботиться о сыне, который лежал ничком на полу, снова должен был Исана. Взяв на руки Дзина, он отнес его на второй этаж.