Да, но для чего они все-таки задумали эту демонстрацию? Такие фокусы ведь всегда преследуют какую-то определенную цель. Если кто-то кого-то пытается ввести в заблуждение, то, конечно, не без определенного расчета. Пустить в ход пулеметы, инсценировать нападение — это, несомненно, какой-то маневр, уловка, а не просто шалость скучающего офицера с пограничной заставы противной стороны.
Впрочем, то, что установлен истинный характер нападения, уже в известном смысле успех. Ничего, что жена позлится немного, не попав на премьеру, а он все-таки постарается распутать этот клубок, надо только рассуждать логически.
Итак, противник пускается на хитрость. Но для чего?
Терпение, терпение! Для чего он поднял стрельбу? Зачем сосредоточил мощные огневые средства и имитировал одновременное нападение в двух пунктах? А для того, чтобы привлечь внимание противной стороны к этим двум пунктам и ослабить ее внимание в других местах. Безусловно, налицо здесь диверсия и не что иное…
Да, не случайно Аввакум Захов стал его учеником… Полковник Манов закурил. Ученик, правда, ушел далеко вперед, даже очень далеко, но школа-то это его, он давал ему первые уроки.
Когда куришь редко, табачный дым туманит голову. Сода действует неплохо, но это всего лишь паллиатив — она помогает только на короткое время. Скоро опять начнется изжога, он это чувствует, а тут еще не дает покоя проклятая премьера. Правда, лет десять назад он ни за что не предложил бы жене пойти в оперу без него. Подобная мысль даже не пришла бы ему в голову. А теперь все это кажется смешным…
Не успел полковник докурить сигарету, как к нему в кабинет стремительно вкатился начальник радиопеленгаторной службы полковник Ленков. Коренастый, весь какой-то округлый, он, казалось, не ходил, а именно катился, будто подталкиваемый сзади каким-то воздушным потоком. Он размахивал исписанным листком бумаги, и глаза его задорно горели.
— Ну, держись, братец! — гаркнул он неожиданно зычным басом. — Там такая каша заварилась — мечта! Только тебе и расхлебывать!
— Где? — спокойно спросил полковник. И добавил: — Мне не привыкать.
— Как где? Ты что, с неба свалился? В секторе L-Z, разве не знаешь? В знаменитом и во всех отношениях замечательном секторе L-Z!
Начальник радиопеленгаторной службы обладал отменным здоровьем и веселым нравом. Полковник Манов позавидовал его хорошему настроению. Сразу видно, что человека не донимают всякими там премьерами.
— Что ж, займемся! — сказал полковник Манов. — Я слушаю.
Начальник радиопеленгаторной службы стал докладывать, нервно прохаживаясь по комнате.
Он начал доклад с «Гермеса». «Гермес» — это было условное обозначение тайной радиостанции, которая уже продолжительное время вела передачи на ультракоротких волнах и находилась примерно в пятидесяти километрах от границы. «Гермес» обычно только передавал, на прием переходил крайне редко, он «не любил» вести разговор, а лишь давал инструкции, причем пользовался множеством всевозможных шифров, применял самые неожиданные коды. Дешифровщики каким-то чудом справлялись с системами его шифров, хотя терпели подчас и неудачи. Расшифровать радиограмму «Гермеса» без большой потери времени было все равно что обнаружить тайную радиостанцию или раскрыть хорошо законспирированного резидента вражеской разведки. Но если даже ценой долгого времени, исчисляющегося часами, а то и днями, некоторые радиограммы были с горем пополам прочитаны, то разгадывание кодов превращалось в сплошные мучения. В начале сентября «Гермес» обратился к своему молчаливому агенту с очень короткой шифрограммой, составленной на латинском языке. Целых двое суток бились над тем, чтоб прочесть ее, но подлинный смысл шифрограммы так и оставался загадкой из-за путаницы в падежах и из-за того, что многие слова имели явно переносный смысл. Буквальный перевод мог иметь две редакции. Первая: «Профессору принять меры, чтобы работа на Витоше была закончена». Вторая: «Витоше принять меры, чтобы работа профессора была закончена». Полная бессмыслица. И в первом и во втором случае никакой ясности. Кто этот профессор? Что у него общего с Витошей? О какой работе идет речь? На эти вопросы мог ответить лишь тот, кому было заранее известно кодовое значение слов и в каком падеже должны стоять имена существительные. С этим справилась бы и контрразведка, будь в ее картотеке персонифицированный перевод хотя бы одной из упомянутых этимологических величин. Если бы, к примеру, контрразведка знала, кто скрывается за словом «профессор», то есть если бы уже приходилось иметь дело с этим лицом или если бы до этого хоть раз удалось засечь его по какому-нибудь другому поводу в системе шифра, уже использованной иностранной разведкой, тогда запутанную нить таинственной шифрограммы, несомненно, удалось бы распутать.