Они с Хари молча ускорили шаг и догнали Марию.
— Вы плететесь, как на похоронах, — запротестовала она. — Нельзя ли побыстрей?
В это мгновение они услышали позади себя голос «боцмана».
Он бежал, размахивая руками, и что-то кричал, но они не могли понять, зачем ему понадобились.
Приблизившись, «боцман» чуть не упал. Лицо у него было мокрое, массивная челюсть дрожала, и поэтому язык не слушался его.
— Вернитесь, — забормотал он. — Ради бога, вернитесь!.. С ним что-то случилось!.. Страшное!
— Что страшное? — закричал Аввакум. Ухватившись руками за борта белого халата, он с силой тряхнул толстяка. — Что страшное? — повторил он.
— Помогите, — заплакал «боцман». — Профессор убит!
11
Кто же убийца? Кроме всего прочего, это просто загадочно. Хотя профессор был и нелюдим, он был хороший человек и еще более хороший гражданин, и каждый мало-мальски знавший его наверняка не успокоится до тех пор, пока не узнает, кто же, черт возьми, посмел поднять на него руку. Что касается меня, то, восстанавливая эту историю по рассказам Аввакума, на основании суждений других лиц, а также на основании собственных впечатлений я пришел к выводу, что вопрос о том, кто его убийца, отнюдь не самый главный во всей этой истории.
В тот день я спустился в Момчилово: мне давно уже не терпелось повидать корову Рашку — королеву высоких удоев в нашем животноводческом районе. Положив в карман несколько кусочков сахару и закутав голову шерстяным шарфом — было очень холодно, метель не прекращалась, — я направился кратчайшим путем на момчиловскую ферму.
В лощине, недалеко от Даудовой кошары, я заметил волчьи следы. Волков в эту зиму было особенно много, видимо в связи с тем, что стояли большие холода и выпало много снегу. Появляясь стаями то тут, то там, звери причиняли много вреда. Говорили о каком-то матером волке, который в одиночку рыскал по полям между Момчиловом и Триградом, наводя страх на пастухов и работников кооперативной сыроварни. Утверждали, что этот хищник был ростом с теленка, а своим хвостищем до того здорово заметал снег, что мог бы соперничать со снегоочистителем, и что зубы у него были страшенные и глаза какие-то особенные. Но на меня, ветеринарного врача, подобные разговоры не производили никакого впечатления. Верно, был один случай, когда на николин день этот волчище сумел-таки проникнуть в Кестенскую кошару и утащить огромного породистого барана. Мои друзья в Кестене здорово тогда приуныли — на этого барана они возлагали большие надежды, заботясь о приросте овечьего стада. Они вступили с триградцами в соревнование по части увеличения поголовья овец и после трагической гибели барана почти потеряли надежду выйти в этом соревновании победителями.
Так вот, когда я шел кратчайшим путем на момчиловскую ферму, я заметил на снегу волчий след и тут же вспомнил проклятого волка. В том, что это были его следы, не могло быть сомнений, потому что он в отличие от своих собратьев бродил по свету в одиночку. Много всяких мыслей появилось у меня при виде этих следов, меня даже подмывало вернуться обратно — я ведь не давал корове Рашке обещания, что непременно приду проведать ее, и притом именно в этот день. Погода была скверная, холодный ветер наметал сугробы. В такое время куда приятнее сидеть дома у очага, подкладывать в огонь дровишки и печь в золе картофель.
Вот какие мысли приходили мне в голову, когда я чуть ли не бегом пробирался на момчиловскую ферму, то и дело оглядываясь на волчьи следы. Это порывистый ветер заставлял меня все время оборачиваться.
Но вот наконец я благополучно и даже в приподнятом настроении добрался до фермы и, увидев красавицу Рашку в отличном здоровье, так обрадовался, что готов был облобызать ее.
На ферме я застал свою старую знакомую, Балабаницу. В своем кунтушике с лисьей опушкой, румяная от мороза, гибкая, стройная, словно серна, она была удивительно хороша, и вряд ли на белом свете кто еще мог сравниться с этой вдовушкой! Зная, что Балабаница неравнодушна ко мне — правда, в моем присутствии она старалась этого не показывать, — я подчеркнуто любезно поздоровался с нею и даже как-то особенно кивнул ей головой. Затем спросил:
— Как дела, Балабаница? Идут?
Вопрос оказался сложным, она, видно, несколько растерялась, потому что в ответ ничего не сказала, а только пожала плечами.
Когда я принялся осматривать Рашку, Балабаница вдруг заговорила:
— Как вы, доктор, не боитесь в такую ненастную погоду тащиться к нам один по полям? Вас когда-нибудь снегом заметет. А еще этот волчище, что бродит в одиночку! Если он настигнет вас, знаете, чем это кончится?