— Не было, товарищ майор. Я с ним не говорил, да мне и не поручали говорить с ним об этом.
Аввакум приказал позвать сержанта, который наблюдал за парадной дверью. Сержант заявил, что, после того как он, Аввакум, вместе с девушкой и Хари вышел из дому, ни одно живое существо к двери даже не прикасалось. Он стоял вон за той сосной напротив, так что дверь все время была у него на виду.
— А поблизости никто не проходил в это время? — спросил Аввакум.
Сержант покачал головой. С самого обеда, с тех пор как он стал дежурить, поблизости не было никого. Сержант был весь мокрый, он продрог, его одолевала зевота.
Отослав сержанта на кухню, Аввакум бросил ему вслед:
— Скажите повару, чтобы он налил вам коньяку. Затем наденьте повару наручники и скажите, что лейтенант велел арестовать его. После этого позовите Хари, племянника профессора, и вместе с ним обыщите кухню и столовую. Если обнаружите что-либо связанное с огнестрельным оружием, будьте добры, сообщите об этом мне.
Когда сержант ушел, Аввакум обратился к лейтенанту:
— Прикажите немедленно обыскать весь дом сверху донизу. А вас попрошу снять отпечатки пальцев с дверей, — при этом он указал на инкрустированную дверную ручку, — и внимательно обследуйте ковер и пол в комнате. Зажгите люстру.
— Слушаюсь, — тихо ответил лейтенант.
Аввакум поморщился и досадливо махнул рукой. Он был очень придирчив к своим помощникам, старался выжать из них все, на что они были способны, но терпеть не мог чинопочитания. Это самое «слушаюсь» да щелканье каблуками было ему противно. Все это напоминало о службе, о служебных взаимоотношениях, а он смотрел на свое дело, как, скажем, живописец смотрит на картину, рисуя ее: его заботит цветная гамма, гармония холодных и теплых тонов. Так при чем тут это «слушаюсь» и щелканье каблуками?
Аввакум подошел к книжному шкафу и, повернувшись спиной к трупу, сел на табурет. Он постарался некоторое время решительно ни о чем не думать. Если в его сознании на несколько минут образуется белое поле, это равноценно часу крепкого, восстанавливающего силы сна. Но на сей раз белого поля не образовалось; он ощущал позади себя мертвое тело, слышал шаги лейтенанта в комнате и тихий перестук дождевых капель на стекле.
Так проходили минуты.
Со вчерашнего вечера, рассуждал Аввакум, сотрудники госбезопасности ведут за этим домом наблюдение. Установлено наблюдение для того, чтобы обезопасить профессора.
Раз к профессору приставляют специальную охрану, то, надо полагать, человек он необычный.
Но ведь есть немало других людей, которые тоже очень дороги обществу, может быть, не меньше, чем профессор, однако их никто не охраняет. И коль скоро к нему все же приставили специальную охрану, то надо думать, что:
а) в данном случае неожиданно возникла какая-то непосредственная опасность;
б) эта опасность, раз она возникла неожиданно, прямо связана с характером занятий профессора.
Следовательно, перед нами логическое уравнение с двумя неизвестными:
1. Характер занятий профессора.
2. Момент возникновения опасности.
Чтобы определить конкретное значение того и другого, уже накопилось довольно много данных.
а) Недавно профессор попросил Аввакума порыться в его библиотеке и разыскать словарь латинского языка и латинскую грамматику. Аввакум нашел эти книги. До этого они не были в употреблении и казались совершенно новыми. Может быть, именно поэтому его внимание привлек выглядывавший сейчас из словаря листок бумаги.
Аввакум вытащил этот листок и стал разглядывать его. Он был заложен между страницами 153 и 154. На странице 154 глагол «Finio, ivi, itum» был подчеркнут жирной красной чертой. А на самом листке значились слова «Professor», «Labor», «Finio» и «Vitocha». Эти слова были написаны красным карандашом в самой верхней части листка. Ниже была начерчена широко распространенная шифровальная таблица с ключевым словом на верхней горизонтали. Даже не очень сведущий в таких делах человек мог легко понять, что перед ним прочитанная шифрограмма, составленная по методу подстановки с помощью ключевого слова «Princeps». Латинские слова означали: «профессор», «труд», «кончать» и «Витоша». Очевидно, эта шифрограмма была составлена на основе предварительно установленного символического кода.
Когда этот листок оказался перед глазами Аввакума, в ушах у него зазвенело, в висках застучало. Если бы он не заметил однажды, как из этого дома выходил полковник Манов, то, наверно, сейчас подумал бы, что профессор составляет, а не дешифрует шифрограммы. Но было бы, конечно, глупо думать, что полковник Манов поддерживает связь с человеком, который составляет шифрограммы для тайных радиопередач. Разумнее было предположить, что полковник посещает человека, который прочитывает шифрограммы, передаваемые тайной радиостанцией.