Итак, Аввакум установил еще тогда, что профессор математики, любитель ребусов, является секретным сотрудником шифровального отдела госбезопасности, подобно тому как он сам, археолог, — секретный сотрудник контрразведки… Разница состояла лишь в том, что, несмотря на свой паралич, профессор все-таки кое-что делал и жил полнокровной жизнью, а он, человек здоровый, существует, увы, в «законсервированном» виде. Он запрятал в памяти это свое открытие и всячески старался больше о нем не думать.
б) Профессор сам раскрыл свои карты сегодня утром, вернее, в обед. Он тогда сказал — Аввакум помнил каждое его слово: «Я решаю, дети мои, решаю труднейший ребус, какого мне еще ни разу не приходилось решать в жизни». Аввакум сразу догадался, что это за ребус, что профессор имеет в виду. И тут же старик похвалился: «Но должен вам признаться, дети мои, что я уже наполовину решил его». Он грозился до наступления сумерек окончательно «одолеть» его (ребус) и уверял их (детей), что они могут «не сомневаться в этом».
Так что первое неизвестное — характер занятий профессора — было найдено: замечательный математик оказывает помощь контрразведке. Ведь не случайно, что лучшие дешифровщики — это обычно очень талантливые и опытные математики.
Второе неизвестное — момент возникновения опасности — ясно само собой, это аксиома. Раз госбезопасность берет на себя охрану засекреченного дешифровщика, то, видимо, ему дано спешное задание и выполнение его наверняка связано с опасностью, угрожающей непосредственно государству.
После того как удалось найти оба неизвестных, можно было сделать вполне определенный вывод.
Заключается он в следующем. Профессор, учитывая характер его работы, попал под пристальное наблюдение иностранной разведки. Повар с его шутовством выступал в роли свихнувшегося авантюриста, он играл вальсы на гармонике и пел идиотские пиратские песни. Быть может, это всего лишь камуфляж. А на самом деле бывший кок — это глаза и уши иностранной разведки. Итак, иностранная разведка узнала — вероятно вчера, — что госбезопасность поручила профессору срочно расшифровать перехваченную шифрованную радиограмму. В этой радиограмме содержатся оперативные указания некоему агенту или агентам. Если профессор прочтет радиограмму, может случиться провал, который вызовет катастрофические последствия. Учтя это, иностранная разведка решила прибегнуть в данном случае к опасному, но радикальному средству — к убийству. Профессор мертв, задание заграничного руководства выполнено, внутренняя агентура застрахована от разоблачения — эти три цели достигнуты одним метким выстрелом, одной пулей, пробившей сердце профессора. Неплохо придумано.
— Товарищ майор, — тихо обратился к Аввакуму лейтенант. В его дрожащем голосе прозвучала торжествующая нотка.
Аввакум открыл глаза.
Лейтенант стоял перед ним с вытянутой вперед рукой. На его ладони лежала коричневая пуговица среднего размера.
— Ну? — спросил Аввакум с холодным безразличием.
— У нас таких пуговиц не делают, — сказал лейтенант. — Со звездочками.
Аввакум ничуть не удивился его открытию, и лейтенант пожалел о торжествующей нотке.
— Верно, — подтвердил Аввакум. Помолчав немного, он добавил: — Положите пуговицу на стол и, будьте так добры, спуститесь вниз, на кухню, и позовите Хари.
Когда Хари вошел в комнату, Аввакум, указав рукой на стол, спросил:
— Если я не ошибаюсь, это, должно быть, твоя пуговица, не так ли?
Хари обошел труп, взглянул на пуговицу и пожал плечами:
— Моя, — ответил он. — Где вы ее нашли?
— Где вы нашли пуговицу, товарищ лейтенант? — спросил Аввакум.
— Под креслом, — ответил тот. — Под подставкой, на которой стояли ноги профессора.
— Возможно, — сказал Хари. — Вполне возможно. Вчера я ввинчивал в люстру новую лампочку и, когда слезал с лесенки, пуговица оторвалась и упала.
— Что ж, бывает, — усмехнулся Аввакум.
— Я хотел было поискать ее, но он прогнал меня — ты же знаешь, какой он раздражительный.
— Да, он был человек нервный, — сказал Аввакум.
— Был, — печально улыбнулся Хари и задумался. Затем он обратился к лейтенанту: — Я могу взять пуговицу? Это чешская, пуговицы куплены в Праге, на выставке.