Аввакум привстал с кресла, в котором было задремал, включил свет и поднял трубку.
В этот миг что-то стукнуло по дверному стеклу и просвистело у самого уха, а с противоположной стены посыпались кусочки штукатурки.
Он инстинктивно пригнулся, добрался на четвереньках до двери, ведущей на веранду, задернул тяжелые бархатные портьеры и только тогда выпрямился.
Стрелявший мог снова пустить пулю, но теперь вероятность попадания была ничтожна. Он взял нож и выковырнул из стены застрявшую пулю. Она оказалось острой, как шило.
Аввакум улыбнулся — этой штукой ничего не стоило продырявить ему голову. Факт. Завтра, когда Прекрасная фея кланялась бы со сцены публике, он уже не смог бы ей похлопать…
А почему, собственно, в него стреляли?
Тот, кто радовался своему хитроумию, стал себя вести слишком беспокойно. Он уже не посасывает с беззаботным видом свою трубку, пропало у него и желание пускаться в пляс. Он слоняется вокруг дома, где живет Аввакум, заставляет кого-то звонить ему по телефону, нацеливает ему в голову бесшумный пистолет.
Аввакум посмотрел на часы — близилась полночь. В камине еще тлели угли. Подбросив дров, он подвинул к очагу кресло, набил трубку и закурил. На улице шумел дождь.
В самом деле, почему в него стреляли? Ведь многое из того, что относится к этому делу, было ему неизвестно. Ну, а то, что он знал, — какой от этого прок? Знал это и полковник, и лейтенант, и даже озябший сержант. Хорошо, что сержанту дали рюмку коньяку. Но ведь по ним не стреляли? Если бы стреляли, ему бы уже сообщили об этом. Нет, в них никто не стрелял. А если стреляют в него, значит, полагают, что ему известно нечто очень важное, то, чего не знают другие.
В камине потрескивали поленья. Он протянул ноги поближе к огню. Даже ради такого вот удовольствия — сидеть и слушать, как потрескивают в камине дрова, уже ради этого острая пуля не должна была дырявить ему голову.
Но все-таки что же он знал такое, что неизвестно другим?
В размышлениях Аввакум просидел примерно полчаса.
Затем его охватила жажда бурной деятельности. Он вынул пленку из кинокамеры и побежал через кухню в чуланчик, где устроил себе небольшую лабораторию. Двадцать минут спустя он уже прилаживал катушку в проектор. Когда он нажал на пусковые кнопки, на противоположной стене заулыбалось лицо Прекрасной феи.
Он прокрутил эту пленку несколько раз, то замедляя, то совсем останавливая ее. Глаза у него горели, как в лихорадке.
Потом он оделся, взял электрический фонарь, туристский топорик и вышел.
На улице по-прежнему была непогода.
Чуть пригнувшись и вглядываясь в темноту, он направился к последнему дому на их улице.
Утром, когда он раздвинул портьеры на двери, ведущей на веранду, он увидел белую от снега улицу — шел настоящий зимний снег.
Ровно в восемь часов пришел лейтенант Петров. Аввакум налил ему чашку кофе, затем подошел к двери, поближе к свету, и стал знакомиться с результатами лабораторных исследований, доставленных лейтенантом.
Итак, за дверную ручку последним брался бывший кок. Хари последним касался спинки чуда-кресла, а на пуговице со звездочкой виден отпечаток пальцев профессора.
— Лейтенант, — обратился к своему помощнику Аввакум, — вы обещали, если я не ошибаюсь, вернуть эту пуговицу ее владельцу. Не так ли? Я думаю, вы обязаны держать свое офицерское слово, если даже оно было дано такому мелочному человеку, каким оказался наш художник. Вчера вы были не в меру любезны, и поэтому сейчас вам придется совершить непредусмотренную прогулку. Возьмите в лаборатории эту пресловутую пуговицу и возвратите ее лично Хари, извинитесь перед ним за вчерашний случай и предупредите, что похороны его дяди состоятся не сегодня, а завтра в десять часов утра. А вот это письмо, — он взял со стола заклеенный конверт, — будьте добры, передайте лично полковнику Манову. Ну а потом до пяти вечера вы свободны и можете использовать это время по своему усмотрению. В пять же часов десять минут мы встретимся с вами у входа в Зоологический сад. Запомнили?
Лейтенант ушел.
Аввакум постоял немного у стеклянной двери, задумчиво наблюдая за снежинками. Затем развел в камине большой огонь, набил табаком трубку, вытащил рукопись об античных памятниках и мозаиках и принялся работать.
В полдень Аввакум отправился в Русский клуб обедать. Потом зашел в Академию наук и два часа просидел в библиотеке. Ровно в пять часов десять минут он встретился у входа в Зоологический сад с лейтенантом Петровым.
Пожав друг другу руки, они шли некоторое время молча. Падал густой пушистый снег.